Медсестра передаёт шприц Моник. Иглу действительно не видно.
– Укол! – командует Моник.
Две сестры берут мясника за руки. Моник вытягивает ещё дальше его язык и делает в него укол невидимой иглой. Мясник начинает визжать. В это время Fetisso вводит ему средний палец в анус и массирует простату.
– Моя вакцина эффективна только для немецко-говорящих мужчин, но это не расистский принцип, а лингвогенетический: вы должны понять, господин Лентц, важно лишь, чтобы человек говорил и думал по-немецки, а кто он по национальности – еврей, араб, поляк, русский, китаец, француз, голландец, конголезец, иранец, исландец, англичанин, американец, венгр, словак, вьетнамец или ливиец, – совсем не важно, – говорит Моник в большое трясущееся ухо мясника, медленно, медленно, медленно вводя вакцину. Fetisso массирует ему простату так энергично, что тот трясёт задом и топает своими ботинками с толстыми модными подошвами-платформами.
– Сделано!
Моник вытягивает невидимую иглу из языка, Fetisso – палец из ануса. Моник расписывается в зелёной книжке вакцинации, медсестра вклеивает туда марку, ставит печать и вручает мяснику зелёный паспорт вакцинации. Тот рыдает.
– Слёзы после моей вакцины так же естественны для мужчины, как улыбка зелёного солнца нашей вечной вокабулярной юности! – торжественно произносит Моник, и плачущего мясника выводят из автобуса.
Второй вакцинируемый – ректор её университета, пожилой профессор политологии, легендарный герой студенческой революции 1968 года, бывший маоист, друг Руди Дучке, получивший шрам от удара палкой при эпохальном столкновении с полицией и проиранскими штурмовиками у оперного театра в Западном Берлине, его так и прозвали в университете: Уве-шрам, с которым у Моник всегда были прекрасные отношения.
– Это большая честь для меня, – обращается к нему Моник. – Прошу вас высунуть язык, приспустить штаны и трусы.