De feminis

Он же ожил, обнял её, бережно поворачивая на бок. Маша увидела большой кадык сфинкса.

Тодд был опытен в постели, секс ему нравился. Но как он ни старался, Маша не кончила в их первую ночь. А он трижды впрыскивал в её лоно свою сперму, сжимая Машино тело в белых и прохладных ручищах и мыча ей в голову:

– Маше-е-е-енка… милая Маш-е-е-енка…

Маша проснулась рано утром и стала собираться. Раскинувшийся по всей двуспальной кровати Тодд открыл глаза:

– Машенка… ты… уже… торопишься?

– Да, увы. Мне к полдесятому в уник, надо домой успеть заскочить.

Стоя голой, Маша застегнула на себе лифчик и стала искать глазами свои розовые трусики на синем ковре. Но их нигде не было.

Тодд сел на кровати, обнял Машу, прижался лицом к её груди. Она погладила его голову.

– Это плохо, шьто ты торопишься.

– Прости, милый.

– Ты… тебе было хорошо?

– Очень. – Она поцеловала его в рыжие вихры.

Они пахли обычным парнем, не по-ино-странному.

– Ты… шьто ты делаешь сегодня?

– Вечером – ничего.

– Мы сходим куда-то… ну, you know… поужинать?

– Да, да. Куда хочешь. Можно в “Шоколадницу”.

– Лучше в “Метропол”.

– “Метрополь”? А меня туда пустят? – Она оглядывала ковёр. – “Ну где же они… чёрт…” – Пустат, пустат, you know! Обязателно! Иначе им будет очен плёхо!

Он произносил своё частое “you know” как “и-now”. “«И сейчас», – переводила мысленно Маша. – Все американцы живут «здесь и сейчас», а мы все в мечтах живём…”

Иностранный интерьер и ночь с американцем подействовали на неё. В голову полезли новые мысли. “Как бы и в Штатах побывала…”

Но трусики пропали. Она ходила по спальне, приседая, заглядывая под кровать. Тодд сбегал в гостиную за очками, вернулся – белый голый гигант в очках, мощно присел, треснув коленом, и тут же:

– Вот, Машенка!

Подцепив с пола трусики огромным пальцем, он протянул их ей.

– Ой! – воскликнула она, взяла. – Что значит вовремя очки надеть!

Они рассмеялись.

Из трусиков выпала самодельная прокладка со следами крови. Тодд тут же поймал её.

– И это ещё… – Маша смутилась, схватила, глянула на их ложе первой ночи и заметила там красные пятна на простыне.

– Ну вот… – Она пожала плечом. – А думала, что всё закончилось… дурёха…

– Это… нормално! – Тодд опустился перед ней на колени и обнял. – Маша, ты… ты просто, you know… не-ве-роятная!

– Насвинячила твоему другу…

– Ты очен… очен не-ве-роятная!

Он сильно прижал её, целуя в грудь, ключицы, шею. Потом поднял вверх и встал с колен. Маша повисла под потолком, рядом с иностранной люстрой, с трусиками в левой руке и с прокладкой в правой. “Так высоко меня ещё никто не поднимал…” Тодд смотрел на неё снизу. У него было какое-то новое лицо. Она вдруг увидела другого человека. Другой Тодд. И ей захотелось с ним в постель.

“Ехать надо…” – вспомнила она с досадой и шлёпнула трусиками по люстре.

Тодд опустил её на ковер. Она натянула трусики, зажала прокладку в руке:

– Милый, где здесь помойное ведро?

– Что? – не понял он.

– Мне надо выбросить.

– Я выброшу. – Он потянул ладонь.

Она помедлила секунду, потом положила прокладку на эту ладонь, как на тарелку:

– Вот.

Смятая, с запёкшейся кровью прокладка выглядела убого. Кусок ваты торчал из сложенного вчетверо бинта.

– Это у вас… так?

– Это у нас так! – Маша стала одеваться.

Тодд поднёс ладонь к лицу и взглянул на прокладку, как учёный на диковинное насекомое.

– Интересно? – Маша натянула свитер, вытряхнула из ворота свои каштановые волосы.

Она вообще не была стеснительной.

– You know, необично. Очен.

– А у нас обычно.

– Странная конструкция. Очен.

– Самодельная.

– Как?

– Ну, я сама это сделала. И делаю каждый месяц.

– Почему? А… аптека? Купить?

– Там есть только вата и бинт.

– А тампакс?

– Что?

– У вас можьно купить в аптеке тампакс?

– Там…пакс? Впервые слышу. Это что… для менструации?

– Да. У нас все женщины покупают тампакс. Очен удобно.

Натянув колготки и джинсы, она подошла к нему. Бросив прокладку на пол, он обнял её:

– Маша, мы сегодня вечером…

– Обязательно.

Она смотрела в его лицо: мутные глаза за толстыми линзами очков, полуоткрытые влажные губы, мраморная кожа с россыпью веснушек, тяжёлый подбородок с тремя прыщами, увесистые мочки ушей. Всё было замечательным. Даже очень замечательным.

Огромный, рыжий, странный. Иностранный.

“Хочу!”

Забежав домой позавтракать и взять портфель, Маша поехала на вторую пару, всё-таки опоздав на первую. За завтраком рассказала родителям и живущему с ними дедушке, что заночевала у подруги. А с Тоддом просто покаталась на коньках. И сообщила, что решила пригласить его в гости. Родители, с которыми у неё были хорошие отношения, переглянулись, но ничего не сказали.

– Американца? В гости? – закричал глуховатый дедушка и рассмеялся, обнажая прокуренные редкие зубы. – В наши времена, Машутка, за такое полагалось – во!

Он скрестил по паре узловатых пальцев в решётку.

– Пап, слава богу, сейчас не Сталин, а Леонид Ильич, – серьёзно ответила деду мама. – Приглашай, Маш, конечно. Я пирог с рыбкой испеку. – А он немецкий знает? – спросил папа-металловед, гася окурок. – По-английски я ни бум-бум.