De feminis

– Мэм, вы очень добры, благодарю вас.

– Мы живём в третьем корпусе.

– А я вот в этом.

– Прекрасно! Пойдёмте к нам!

Дебора оказалась милой: дала Тодду упаковку тампаксов и бутылочку кленового сиропа.

И через месяц утром Маша вынула из этой коробки первый в её жизни тампакс, распечатала. Как его вставлять, она прочитала ещё раньше в инструкции на коробке. В ванной комнате подруги Лены она, вымыв руки с мылом, раздвинула половые губы, вставила себе во влагалище широкую часть картонного аппликатора и вдвинула внутрь тампакс узкой частью аппликатора, придерживая зелёную нитку пальцем. Осторожно вынула аппликатор из влагалища.

“Гениально и просто. Как шприцем!”

– Кто же это придумал? – пробормотала она, завернула пустой аппликатор в кусочек туалетной бумаги и убрала в коробку с новыми тампаксами: “ещё пригодится”. Выйдя из ванной, прошлась по однокомнатной квартире Лены (та уже уехала в свой МИСИ). Тампакс внутри почти не чувствовался. Даже совсем не чувствовался.

“Мой любимый позаботился обо мне… – подумала она, глядясь в зеркало платяного шкафа. – Он любит меня. А я – его…”

– Завтра, утром по нашему, он вылетает из Нью-Йорка, – сообщила она зеркалу. – Мой жених! Ты понимаешь, а?! Завтра!

Прижав ладони к зеркалу, она поцеловала себя. И ей сразу захотелось Тодда. Она сжала свои груди, выдохнула со стоном. “Опять будем пачкать простынки. Как же это… сладко!” Прикрыв глаза, она прижалась щекой к зеркальному стеклу.

– Милый Тодд, бери меня… сильно… – прошептала она, запотевая стекло дыханием.

Мысли о нём обездвижили её. Она стояла, сжимая себя за груди и прижавшись к зеркалу.

Но надо было ехать в уник. И сдавать чёррррртовы зачеты. Важные. Проклятые.

Оделась, взяла сумку и поехала.

Бесконечный день пробарахтался в зачётной жиже. Она сдала два, а последний, по марксистско-ленинской философии, самый противный, не сдала, записалась на пересдачу. В перерывах между двумя зачётами пообедала в университетской столовой. После третьего, неудачного, усталая, недовольная, поехала домой, к родителям. Тащиться к Ленке в Строгино не было сил. Уже стемнело, начинался час пик. В троллейбусе у неё закружилась голова и стало тошнить. Протиснувшись сквозь плохо пахнущую толпу, сошла возле универмага “Москва”. Её вырвало на снег едой из столовой.

“Ведь зарекалась там есть…” – с раздражением подумала она, села на холодную лавочку, зачерпнула снега и стала жевать его. Подошёл следующий троллейбус. Он тоже был набит людьми.

“Не поеду…” – решила Маша и побрела домой пешком по улице Губкина, потом по Вавилова.

Дом был уже недалеко, но каждый шаг давался с трудом: голова по-прежнему кружилась, и мутило, мутило, мутило… Еле дойдя до станции метро, присела на каменный парапет отдышаться. Снова зачерпнула снега и пососала его, приложила к вискам.

“Вот угораздило… в этой столовке готовят чёрт знает как… зареклась ведь… и снова пошла, как дура… там какой-то прогорклый соус был у тефтелей…”

Обедать в перерывах между занятиями Маша обычно ходила в кафе при Консерватории, а иногда они с подружками ездили на обед в ГЗ – главное здание Московского университета на Ленинских горах. Там была шикарная студенческая столовая. И очень дешёвая. А вот в здании журфака она была ужасной.

Она встала с парапета и побрела по знакомому пути. Здесь они шли с Тоддом, здесь она побежала к метро звонить, а он догнал её, как Тарзан…

Сумка с конспектами и учебниками тянула плечо, мысли путались, в глазах стало темнеть.

“Что ж я такое сожрала?”

Она зачерпнула снега с капота машины, слепила из него снежок, приложила ко лбу. Снег приятно холодил. Через сквер подошла к дому. Все три окна их квартиры горели.

Вошла в тёмный, пахнущий кошачьей мочой подъезд. Лифта не было. Из последних сил поднялась на третий этаж, открыла дверь своим ключом, ввалилась внутрь родного тепла, сбросила чугунную сумку с плеча на пол. Пьющий на кухне чай отец глянул на неё и отвернулся. Он продолжал дуться на дочь.

– Кто пришёл, что принёс? – раздалось знакомое мамино из спальни.

У Маши не было сил ей ответить. Её вырвало.

– Что, что такое? – Мать подбежала к ней.

– Мам, я отравилась в столовке, – выдохнула Маша и упала в обморок.

Врач скорой помощи задал Маше, лежащей на кровати, вопрос:

– Вы беременны?

– Нет, – ответила Маша слабым голосом.

– Точно? – наморщил он лоб.

– Дочка, ты скажи, если что, не скрывай, – посоветовала сидящая рядом мать.

– Мам, у меня сегодня месячные начались.

И снова её стало рвать в стоящий рядом с кроватью таз, рвать желчью.

– Пищевое отравление, – констатировал врач. – Сильное. Практически нитевидный пульс. Низкое давление. Госпитализировать надо вашу дочь.

– А может, обойдётся, доктор? – Мать сделала умоляющее лицо.

– Не обойдётся.

– Да полежит, пройдёт, – предположил хмуро стоящий рядом отец.

– Само не пройдёт. Она сознание теряет. С инфекцией не шутят. Осложнения могут быть, потом жалеть будет.