De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II

На начавшейся спустя два дня Калькуттской сессии Конгресс обсуждал отчёт Мотилала Неру и рекомендацию им статуса доминиона. Для обозначения этого статуса индийцы и употребляли санскритский термин сварадж, самоуправление. Бос поддержал документ, но призвал изменить формулировку на полную независимость — сампурна сварадж. Это уже было требование республики, вообще не признающей власти монарха далёкого острова в Европе. Ганди предложил принять отчёт Неру — старшего как он есть, но британцев предостеречь: если к концу 1930 г. не отреагируют на рекомендации, Конгресс возобновит сатьяграху. Бос и Неру — младший нашли отпускаемый властям срок слишком долгим, и Ганди уступил: сократил его вдвое.

Самого Боса во многом радикализовала позиция членов Бенгальского провинциального комитета ИНК, председателем которого он был. Он предупреждал, что не за горами ещё одна мировая война, поэтому индийцам тем более необходимо объявить своей целью независимость. Однако Ганди прочно контролировал Конгресс и придерживался старой тактики: кто не со мной, тот против меня. Члены партии знали, что без Махатмы массового движения не будет, поэтому поправку Боса о немедленном требовании независимости отклонили.

С Калькуттской сессии 1928 г. началось противоборство двух новых сил внутри ИНК. Если в 1920‑е гг. главная борьба в партии шла между противниками перемен (гандистами) и свараджистами, то в 1930‑е — между правым и левым крыльями Конгресса.

Бос продолжал ездить по Индии, готовя молодёжь к активным действиям. На митингах говорил о необходимости социальной реконструкции, о сотрудничестве классов ради достижения свободы. Свои экономические взгляды Бос разработал ещё не полностью, но остальных индийских политиков опередил уже далеко: никто из них, кроме Джавахарлала Неру и горстки коммунистов, не был готов идти дальше взглядов Ганди. Вообще Бос «никогда не умел прогибаться под давлением или угрозами. Его стихией было плавание не в штиль, а в шторм, борьба и преодоление страданий»[70]. Популярность Боса перерастала рамки родной Бенгалии. Поездки по стране подтвердили его формирующийся статус общеиндийского лидера. Стиль у него был свой. Если Ганди порой вёл себя загадочно, а Неру бывал холодноват, Боса отличали прямота, чёткость и практичность.

Сначала, в октябре 1929 г., вице — король (1926–1931) лорд Ирвин (позднее граф Галифакс и министр иностранных дел Британии в ходе Мюнхенского сговора 1938 г.) заверил: конечной целью конституционного развития Индии мыслится статус доминиона, а после публикации отчёта комиссии Саймона в Лондоне состоится конференция «круглого стола» — обсудить её выводы. Умеренные политики, включая Ганди, Мотилала Неру и гуджаратца Валлабхбхаи Пателя (1875–1950), издали манифест с благодарностью вице — королю и с обещанием помочь в разработке конституции; к ним присоединился Джавахарлал, кандидатуру которого Ганди выдвинул в председатели Лахорской сессии ИНК 1929 г.

Однако, когда перед сессией Ганди встретился с Ирвином лично, вице — король неожиданно не смог дать ему гарантий о предоставлении статуса доминиона. В условиях радикализации части Конгресса это ставило вопрос о правильности курса самого Ганди, и он сыграл на опережение. На сессии Махатма вдруг сам предложил резолюцию с требованием полной независимости. Одним из главных соображений Ганди было умиротворить всё более беспокойную молодёжь. Неслучайно после предыдущей, Калькуттской, сессии ИНК 1928 г. правительство Индии в отчёте о ситуации в стране встревожено отметило «тенденцию политических и коммунистических революционеров к союзу» и предсказало, что «определять будущую политику, похоже, почти всецело станет молодёжь, особенно пандит Джавахарлал Неру и бабу Субхас Чандра Бос»[71]. Так выдвинутое Босом политическое требование наконец пробило себе дорогу.

Однако на Лахорской сессии Бос пошёл ещё дальше. Он предложил резолюцию, согласно которой Конгресс, следуя примеру ирландской «Шинн фейн», уже объявлял создание параллельного правительства при опоре на рабочих, крестьян и молодёжные организации. Столь смелую резолюцию большинство делегатов, конечно, не поддержало, но Бос был рад, что Конгресс впервые объявил Индию страной под чужеземной оккупацией. Этот эпизод показал, что Бос опередил Неру — младшего в их совместной программе радикализации партии[72]. А в конце 1929 г. Боса избрали председателем Всеиндийского конгресса профсоюзов. Здесь он тоже проводил свою линию, хотя старался взять средний курс между реформистской программой правого крыла ИНК и коммунистами, которые находились под влиянием Коминтерна.

26 января 1930 г. Конгресс вызывающе объявил Днём независимости Индии. (С 1950 г. отмечается как День Республики.) Однако Бос отпраздновать его не смог. Власти решили, что пришло время наказать его за публичные выступления. По возвращении из Лахора в Калькутту его вновь арестовали и приговорили к году тюрьмы по обвинению в подстрекательстве к мятежу и участии в незаконном шествии.