Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

Возникает вопрос: а при чём здесь СССР? Прежде чем ответить на него, надо понимать, что А. Печчеи, А. Кинг и стоящие за ними представители мировой элиты ещё в 1960‑е гг. отмечали, что советские внешнеторговые организации за рубежом действуют как своего рода филиалы сверхкорпорации. Более того, о безальтернативности появления при социализме огромных корпораций писали в своих работах 1960‑х гг. А. Кинг и А. Печчеи. Иными словами, когда речь идёт о ТНК, фактически обсуждались крупнейшие хозяйственные структуры вне зависимости от принадлежности к той или иной стране. И даже к тому или иному лагерю. Однако главное даже не в этом. Из на удивление откровенных воспоминаний А. Кинга и А. Печчеи, не вынужденных ради хлеба насущного либо соображений карьеры угождать требованиям текущей политической конъюнктуры, становится ясной одна поразительная вещь. В лице СССР определённая часть собственников и высших руководителей немалого числа крупнейших производственных ТНК видела не противника и не только союзника, но и в перспективе даже своего рода защитника перед своими собственными национальными правительствами. Безусловно, с позиций сегодняшнего дня подобная точка зрения может показаться дикой. Однако то, что случилось с СССР, не было предопределено в 1960‑е гг. на 100 %. Более того, вероятность такого исхода в 1960‑е гг. была ещё крайне мала и резко нарастала по мере разворачивания определённых событий и процессов, о которых речь впереди.

В то время Советский Союз не только находился в конфронтации с правительствами развитых капиталистических стран, но и до некоторой степени находился от них в экономической и технологической зависимости. Если вспомнить тезис А. Печчеи, приведённый выше, СССР попадал в категорию стран, страдавших от диктата национальных правительств над ТНК. Соответственно, освобождение от диктата давало СССР как минимум тактические, а возможно, и определённые стратегические выгоды.

Далее. Указание на ООН у Печчеи неслучайно. Стоящая за будущим Римским клубом часть мировой элиты понимала, что без правительств проблему противоречия между национальными государствами и ТНК не решить. Нужна некая согласительная структура. Из существовавших в то время единственной подобного рода уже пригодной структурой была ООН. Характерно, что механизм принятия решений в ООН таков, что только постоянный член Совета Безопасности ООН мог заблокировать то или иное решение. Опять же, размышляя строго и жёстко логически, приходится прийти к выводу, что в ООН в условиях противоречий между ТНК и национальными правительствами единственной надеждой корпораций был Советский Союз. Ведь все остальные постоянные члены Совета Безопасности ООН являлись представителями тех стран «с сильной рыночной экономикой», от диктата которых хотели уйти производственные ТНК при помощи арбитража ООН. То есть их единственным представителем с решающим правом голоса был Советский Союз.

Но и это ещё не всё. Достаточно ознакомиться с чрезвычайно обширной литературой, посвящённой национальным государствам, опубликованной на Западе в период до 1970‑х гг. (хотя, впрочем, и после), чтобы понять: ни один серьёзный, действительно влиятельный в мировом истеблишменте учёный не причислял СССР к разряду национальных государств. Собственно говоря, и официальная советская точка зрения состояла в том, что СССР — это особое наднациональное образование, открытое для вступления в него других стран. Западная элита никогда не считала Советский Союз национальным государством. Если быть совсем точным, значительная часть элиты под влиянием своих интеллектуальных советников не считала его в полном смысле и государством. СССР представлялся скорее некоей государствоподобной структурой, в экономическом плане близкой к уникальной форме корпорации — государства в противовес итальянскому фашизму и германскому национализму — классическим типам корпоративных государств.

Взгляд на хозяйство СССР как на одну большую корпорацию красной нитью проходил через все учебники и серьёзные официально признанные советские работы по политэкономии социализма[1019]. У истоков такой позиции, хотя прямо это никогда не признавалось, лежала работа Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР»[1020]. Некоторые исследователи высказывают точку зрения, что на Западе никогда не относили СССР к корпоративному государству в силу его социально ориентированной политики. Однако такую позицию высказывают, как правило, российские исследователи. Западные же аналитики, опирающиеся на фактический анализ социальной политики производственных корпораций в развитых капиталистических странах, всегда отмечали, что внутри корпорации их собственники и топ — менеджмент проводили активную социальную политику и осуществляли разнообразные мероприятия по развитию так называемого «человеческого капитала».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное