Во второй половине мая Бос составил черновик декларации Германии и Италии о признании ими независимости Индии. В тексте говорилось, что Индия, страна древней культуры, всегда захватывала воображение немецкого народа[207]
, То была правда: интерес немецкой научной и общественной мысли к Индии возник ещё на рубеже XVIII–XIX вв.; именно немцы лидировали в европейской индологии XIX в. Связано это было с подъёмом национального сознания немцев и их поисками своих этнических корней после открытия индоевропейской семьи языков.Из общего интереса Германии к Индии Бос выводил естественность её интереса к борьбе Индии за свободу. «Теперь Германия в состоянии пойти дальше и объявить, что право индийского народа на владение собственной страной и неограниченный контроль над её судьбой суверенно и не нуждается в доказательствах… Поэтому Германия признаёт неотчуждаемое право индийского народа на полную независимость… Она заверяет индийский народ, что Новый порядок, который она стремится установить в мире, будет означать для него свободную и независимую Индию»[208]
. Уповая на дипломатическую и военную помощь Райха, Бос подстраховался: «Конечно, индийский народ после освобождения сам примет решение о форме правления, которая у него будет. Также его задачей будет определить устройство национальной конституции, будь то посредством Учредительного собрания, народных лидеров или какого — либо иного механизма»[209].К идее декларации независимости Индии немецкое руководство отнеслось холодно. И всё же в МИДе Германии задумались над тем, какую конкретную пользу можно было бы получить от Боса. В министерстве сформировали Особый отдел Индии, который стал контактировать с Босом и командой индийских патриотов, собранной им в Европе. Возглавлял отдел выпускник Оксфорда бывший социал — демократ Адам фон Тротт цу Зольц (1909–1944). До войны он установил связи с «кливденской кликой»[210]
и рядом видных лейбористов, пытался организовать визит в Германию Ганди. В годы войны фон Тротт стал видным членом антинацистского подполья и будет повешен за активную роль в покушении полковника Клауса фон Штауффенберга (1907–1944) на Гитлера 20 июля 1944 г. Приезд Боса обернулся для Тротта удачей, так как МИД принялся выделять средства, и он смог бороться с врагами на их же деньги.Уже к июню 1941 г. Бос разочаровался в позиции Райха по Индии. В это время его пригласил к себе в Рим Муссолини. Беседовал Бос и с министром иностранных дел Италии (1936–1943) графом Галеаццо Чиано, женатым на старшей дочери дуче.
В Риме Бос узнал о нападении Германии на СССР. Эта весть привела его в смятение.
Стратегия Боса целиком зависела от сохранения германо — советского договора 1939 г. План «Барбаросса» сделал индийского лидера товарищем по несчастью немецкого геополитика Карла Хаусхофера, познакомиться с которым он ездил в 1933 г. в Мюнхен. В первую очередь Хаусхофер вошёл в историю как автор доктрины Континентального блока Берлин — Москва — Токио. Во многом под его влиянием германское руководство перед войной пошло и на союз с Японией, и на пакт Риббентропа — Молотова. Крах этого договора для Хаусхофера означал гибель идеи союза двух евразийских теллурократий против англосаксонских талассократий, а для Боса — гибель плана сухопутного освободительного похода на Индию.
Хотя Чиано в записи дневника от 6 июня 1941 г. отметил, что «ценность этого юнца пока неясна»[211]
, возвращаться в Берлин Бос не торопился. Так он сигнализировал немцам, что у итальянцев встретил больше понимания. И всё же вернуться пришлось: сознавал, что Италия — младший партнёр нацистско — фашистского тандема. По возвращении Бос без обиняков заявил Вёрманну, что симпатии индийского народа в германо — советской войне определённо на стороне СССР, поскольку агрессором индийский народ считает Германию и для него она становится ещё одной опасной империалистической державой. Говорить такое чиновникам Райха никто не осмеливался даже в частных беседах. Однако в немецком посольстве в Риме уже уяснили себе, что Бос не льстец, пожаловались Вёрманну, что работать с ним трудно, и рекомендовали до поры держать его в нейтральной стране вроде Швейцарии. В письме Риббентропу от 15 августа 1941 г. Бос выразил ту же идею: если декларации о свободе Индии не будет, то чем ближе немецкие армии будут подходить к Индии, тем враждебнее к Германии будет становиться индийский народ. Вёрманн сопроводил письмо Боса комментарием, в котором назвал декларацию весьма желательной[212]. То, что Бос почти всегда говорил, что думает, он доказал ещё в Индии, не страшась открыто критиковать самого Ганди. Теперь не делал секрета из того, что, если Германия ему не поможет, выпрашивать ничего не будет, а вернётся на индийскую границу и станет бороться как умеет.