Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

Во второй половине мая Бос составил черновик декларации Германии и Италии о признании ими независимости Индии. В тексте говорилось, что Индия, страна древней культуры, всегда захватывала воображение немецкого народа[207], То была правда: интерес немецкой научной и общественной мысли к Индии возник ещё на рубеже XVIII–XIX вв.; именно немцы лидировали в европейской индологии XIX в. Связано это было с подъёмом национального сознания немцев и их поисками своих этнических корней после открытия индоевропейской семьи языков.

Из общего интереса Германии к Индии Бос выводил естественность её интереса к борьбе Индии за свободу. «Теперь Германия в состоянии пойти дальше и объявить, что право индийского народа на владение собственной страной и неограниченный контроль над её судьбой суверенно и не нуждается в доказательствах… Поэтому Германия признаёт неотчуждаемое право индийского народа на полную независимость… Она заверяет индийский народ, что Новый порядок, который она стремится установить в мире, будет означать для него свободную и независимую Индию»[208]. Уповая на дипломатическую и военную помощь Райха, Бос подстраховался: «Конечно, индийский народ после освобождения сам примет решение о форме правления, которая у него будет. Также его задачей будет определить устройство национальной конституции, будь то посредством Учредительного собрания, народных лидеров или какого — либо иного механизма»[209].

К идее декларации независимости Индии немецкое руководство отнеслось холодно. И всё же в МИДе Германии задумались над тем, какую конкретную пользу можно было бы получить от Боса. В министерстве сформировали Особый отдел Индии, который стал контактировать с Босом и командой индийских патриотов, собранной им в Европе. Возглавлял отдел выпускник Оксфорда бывший социал — демократ Адам фон Тротт цу Зольц (1909–1944). До войны он установил связи с «кливденской кликой»[210] и рядом видных лейбористов, пытался организовать визит в Германию Ганди. В годы войны фон Тротт стал видным членом антинацистского подполья и будет повешен за активную роль в покушении полковника Клауса фон Штауффенберга (1907–1944) на Гитлера 20 июля 1944 г. Приезд Боса обернулся для Тротта удачей, так как МИД принялся выделять средства, и он смог бороться с врагами на их же деньги.

Уже к июню 1941 г. Бос разочаровался в позиции Райха по Индии. В это время его пригласил к себе в Рим Муссолини. Беседовал Бос и с министром иностранных дел Италии (1936–1943) графом Галеаццо Чиано, женатым на старшей дочери дуче.

В Риме Бос узнал о нападении Германии на СССР. Эта весть привела его в смятение.

Стратегия Боса целиком зависела от сохранения германо — советского договора 1939 г. План «Барбаросса» сделал индийского лидера товарищем по несчастью немецкого геополитика Карла Хаусхофера, познакомиться с которым он ездил в 1933 г. в Мюнхен. В первую очередь Хаусхофер вошёл в историю как автор доктрины Континентального блока Берлин — Москва — Токио. Во многом под его влиянием германское руководство перед войной пошло и на союз с Японией, и на пакт Риббентропа — Молотова. Крах этого договора для Хаусхофера означал гибель идеи союза двух евразийских теллурократий против англосаксонских талассократий, а для Боса — гибель плана сухопутного освободительного похода на Индию.

Хотя Чиано в записи дневника от 6 июня 1941 г. отметил, что «ценность этого юнца пока неясна»[211], возвращаться в Берлин Бос не торопился. Так он сигнализировал немцам, что у итальянцев встретил больше понимания. И всё же вернуться пришлось: сознавал, что Италия — младший партнёр нацистско — фашистского тандема. По возвращении Бос без обиняков заявил Вёрманну, что симпатии индийского народа в германо — советской войне определённо на стороне СССР, поскольку агрессором индийский народ считает Германию и для него она становится ещё одной опасной империалистической державой. Говорить такое чиновникам Райха никто не осмеливался даже в частных беседах. Однако в немецком посольстве в Риме уже уяснили себе, что Бос не льстец, пожаловались Вёрманну, что работать с ним трудно, и рекомендовали до поры держать его в нейтральной стране вроде Швейцарии. В письме Риббентропу от 15 августа 1941 г. Бос выразил ту же идею: если декларации о свободе Индии не будет, то чем ближе немецкие армии будут подходить к Индии, тем враждебнее к Германии будет становиться индийский народ. Вёрманн сопроводил письмо Боса комментарием, в котором назвал декларацию весьма желательной[212]. То, что Бос почти всегда говорил, что думает, он доказал ещё в Индии, не страшась открыто критиковать самого Ганди. Теперь не делал секрета из того, что, если Германия ему не поможет, выпрашивать ничего не будет, а вернётся на индийскую границу и станет бороться как умеет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное