De Secreto / О Секрете

Замечание 3. Что же касается атмосферы, царившей среди коллектива станции, то ещё в [4] отмечалось свидетельство журналистки припятской газеты «Трибуна энергетика» Л. Ковалевской о моральном «климате», сложившемся на ЧАЭС задолго до аварии: «Я считаю, что одной из причин аварии на ЧАЭС была ненормальная обстановка, сложившаяся там. “Случайный” человек туда попасть не мог. Даже будь он семи пядей во лбу, специалист класснейший. Потому что в дирекции работали целые династии, семейственность процветала… Там высокая зарплата, они получали за вредность… Друзья, знакомые. Если одного критикуют — все сразу кидаются его защищать, не разбираясь даже в сути.

Если провинится простой рабочий — его накажут. Но если администрация, верхушка — им всё сходит… Это было как государство в государстве» (с. 28).

Более того, всё это в полной мере касалось трудовой и технологической дисциплины; так, приводится пример, когда в зале управления реактором«можно было видеть человека, сидящего на щите управления. Там, где кнопочки, рычажки»! (там же, с. 29). Кроме того — все там знали также, что«были там и остановки по вине персонала. Были и "свищи” в паропроводах… к этому так относились: "Ну свистит, ну и бог с ним!”» (там же).

Но пар-то ведь был радиоактивным!

Об этом Л. Ковалевская писала в газете ещё до аварии. Однако и потом, когда Ю. Щербак сообщает о своей встрече вместе с ней, с ветеранами ЧАЭС уже осенью 1987 г., то большинство из них выступали с «яростным неприятием… Ковалевской не простили горькую правду! Из-за того, что она СВОЯ и посмела рассказать всему миру неприглядную истину…» (там же, с. 31).

Замечу также, что когда я попытался пару лет назад связаться с Л. Ковалевской, членом Союза журналистов Украины, то мне там сообщили, что живёт она нынче в Канаде, у дочери, — здесь она не смогла жить…

Кстати сказать, практически о том же говорил и новый директор ЧАЭС М. Уманец на оперативном совещании 23 февраля 1988 г.: «У нас на станции внедряется круговая порука», и приводит конкретные примеры этого (см. [17], с. 96). Хотя она, как мы видели, была там изначально!

4. Поиски деталей «паззла»

При более внимательном рассмотрении различных вариантов и версий событий на ЧАЭС выяснилось, что большинство (серьёзных) исследователей прямо-таки «зациклились» на анализе хронологии событий, впрочем, оно и понятно, почему. Действительно — это самый простой способ определить «критические точки», т. е. те моменты, в которых проявляют себя новые обстоятельства, начинаются (или заканчиваются) определённые процессы, связанные с состоянием всего блока, или, по крайней мере — реактора, точнее, его активной зоны. При этом приводятся аргументы типа того, что моменты эти зафиксированы машиной, а машина ведь не ошибается, в отличие от человека с его субъективными ощущениями, в т. ч. и с чувством времени.

Однако ещё в серьёзном белорусском сборнике [5], изданном через семь лет после аварии, констатировалось, что «в среде специалистов вопрос возникновения и протекания аварии не считается окончательно решённым» (с. 66)! И объясняется это тем, что «хронология событий развития аварии в период с 01 часа 23 минут 04 секунды до разрушения реактора в 1 час 24 минуты имеет существенные пробелы и противоречия, обусловленные недостатками систем регистрации в условиях быстро протекающих процессов» (там же). Заметим сразу же, что, согласно официальным данным, разрушение реактора произошло не позднее, чем в 23 минуты 49 секунд (см. [16]), но не исключено, что и раньше, в 23 минуты 40–41 секунду, по «хронологии Б. Горбачева».