Дебаты о мирах. Спорные нарративы глобальной современности и мирового порядка

Более поздние события в коммунистическом лагере также не принесли оптимизма. Китай по-прежнему враждебно относился к своему бывшему другу и союзнику. Ряд ведущих коммунистических партий в Западной Европе - наиболее заметные в Италии и Испании - начали дистанцироваться от Москвы. А ситуация в Восточной Европе оставалась, мягко говоря, сложной. В самом деле, СССР не только не получал особого утешения от того, что держался за свои многочисленные неуправляемые зависимости там; попав в 1970-е годы СССР был втянут в огромную задолженность перед Западом, и многие из них тоже стали чем-то вроде экономических обязательств. Наконец, в дополнение к этому длинному списку бед, СССР был втянут в невыигрышную войну в Афганистане, которую его многочисленные враги, от радикальных джихадистов до США, использовали с жестокой и беспощадной эффективностью.

Таким образом, когда Горбачев принял руководство страной в 1985 году, большинство, если не все, представители советской элиты уже чувствовали, что что-то должно измениться. Экономика начала замедляться. Между Советским Союзом и капиталистическим Западом начал образовываться еще больший материальный разрыв. Средняя продолжительность жизни мужчин падала. Хронические заболевания, вызванные чрезмерным употреблением алкоголя, росли. Доходы от продажи нефти падали. А советское сельское хозяйство оставалось в упадке, и его мало что могло порекомендовать кому-либо в мире. Фактически, по сравнению с сельским хозяйством США оно было примитивным. Как спросил в 1982 году один эксперт по этому вопросу, "как могло случиться, что Советский Союз, имея столько же пахотных земель на душу населения, сколько и Соединенные Штаты, не мог прокормить свой собственный народ, "в то время как сельское хозяйство США не только обеспечивает" свое собственное население "одним из самых богатых рационов в мире, но и поставляет на экспорт больше продовольствия, чем любая другая страна" в мире?

Во многих отношениях, таким образом, Горбачев вступил в должность в критический момент истории СССР, который, возможно, стал еще более критическим из-за того, что, по крайней мере, в двух западных странах - США и Великобритании - два мощных лидера в лице Рейгана и Тэтчер вели убежденную идеологическую войну против всех проявлений социализма, включая ва-рианты, существовавшие в Советском Союзе. Несомненно, сама система могла бы продержаться на плаву в своей собственной неэффективности. Большинство российских граждан, в конце концов, казалось, были вполне довольны своей участью, пока режим обеспечивал предметы первой необходимости, такие как постоянная работа (пусть и плохо оплачиваемая), квартира (пусть и тесная) и ежегодный отпуск, организованный через трудовой коллектив. Конечно, было мало свидетельств того, что, когда Горбачев пришел к власти, страна была нестабильной или готовилась к краху. Действительно, существует целая школа мысли, которая настаивает на том, что основная причина окончательного исчезновения СССР с мировой арены заключалась не в том, что он находился в терминальной стадии экономического упадка или не мог конкурировать в военном отношении с Соединенными Штатами, а скорее в том, что Горбачев потворствовал всевозможным непродуманным инициативам, которые могли успокоить Запад относительно благожелательных намерений СССР, но которые в конечном итоге привели лишь к тому, что вся система советской власти (в том числе и в Восточной Европе) разрушилась. Тем не менее, трудно представить, что история развивалась бы совсем по-другому, если бы Горбачев начал пытаться заново определить отношения СССР с остальным миром, постепенно отказываясь от нарратива, который вел СССР на протяжении десятилетий. Было ли то, что появилось в качестве нового нарратива, более убедительным или последовательным, чем то, что сейчас отбрасывается, весьма сомнительно. Конечно, сам Горбачев никогда не имел четкого представления о том, чего он хочет достичь, и даже о том, как он этого добьется. Однако, как только он начал коверкать систему внутри страны и заговорил о создании чего-то столь же неопределенного, как "общий европейский дом" в рамках "взаимозависимого мира, основанного на общих ценностях", то "центр... удержать" стало крайне маловероятно, если не невозможно (перефразируя великого ирландского поэта Уильяма Батлера Йитса). ... удержаться". Была ли система в конце концов побеждена своими соперниками, разрушена собственными противоречиями, покончила жизнь самоубийством, не смогла противостоять зову рынка или просто случайно развалилась, несомненно, будет обсуждаться учеными еще много лет. Однако ясно одно: без позитивной истории, которую можно было бы рассказать себе и миру, СССР просто не мог продолжать существование.