Дебаты о мирах. Спорные нарративы глобальной современности и мирового порядка

Холодная война, в свою очередь, породила два совершенно разных нарратива о том, какая из двух систем в наибольшей степени ответственна за то, что именно она привела к разрыву отношений. Так, с одной стороны, Запад принял как почти непреложную истину, граничащую со статусом ортодоксии, что первопричиной столкновения был СССР и его желание уничтожить Запад и западные институты. Конечно, существовали разные способы объяснения поведения СССР, и по крайней мере один довольно влиятельный американский политик настаивал на том, что Советский Союз был гораздо более слабой стороной, которая поддерживала конфликт в основном для внутренних целей. Однако призыв Кеннана к более тонкому пониманию был быстро отодвинут в сторону теми, кто хотел иметь черно-белую историю, и эта история воспринималась так, что советская агрессия сделала конфликт неизбежным, а сдерживание - необходимым. Естественно, советские авторы заняли совершенно иную позицию. Сталин, утверждали они, был готов принять новый статус-кво в Европе; Соединенные Штаты, напротив, не были готовы. Фактически, с помощью Программы восстановления Европы и других активных мер они пытались "изменить результаты Второй мировой войны". Да и в чисто силовом плане СССР не был в состоянии бросить вызов США после Второй мировой войны. Так, если Соединенные Штаты вышли из войны со значительно укрепленными экономическими и военными позициями, то Советский Союз находился в плачевном состоянии, его экономика была разрушена, а народ истощен. Даже западная разведка (к которой Москва в то время имела большой доступ) предполагала, что СССР потребуется не менее десяти лет для восстановления. Соединенные Штаты, с другой стороны, были в состоянии перестроить мир по своему образу и подобию. Действительно, распространенная в то время в Америке алармистская, но популярная идея о том, что Советский Союз стремится к мировому господству, была, как утверждалось, гораздо более точным описанием внешней политики США в послевоенный период, чем СССР, который, как всегда, оставался приверженцем мира.

Что же тогда, спрашивается, движет внешней политикой США? Здесь мнения разошлись, но лишь отчасти. Определенные личности могли иметь значение, и, конечно, смерть Рузвельта и замена его "человеком из Миссури" Гарри Трумэном ускорили тенденцию к ухудшению американо-советских отношений после войны. Но для здравомыслящих марксистов-ленинцев, прошедших ленинскую школу антиимпериализма, гораздо большее значение имели структуры, и ни одна структура не имела такого значения, как американский капитализм. Основываясь на общепринятой в то время точке зрения, которой некоторое время придерживались даже некоторые американские экономисты, они утверждали, что Соединенные Штаты вышли из войны с мощной производственной машиной, но с недостаточным внутренним потенциалом для поглощения излишков. По сути, существовало только одно решение этой конкретной проблемы: империализм, или, в терминах, которые признали бы даже некоторые американские радикальные писатели, политика открытых дверей, которая обеспечила бы США свободный доступ к иностранным рынкам, гарантируя тем самым, что их высокодинамичная экономика сможет продолжать расти. Разумеется, это не было проблемой для СССР. Как позже отмечал Хрущев, благодаря социалистической системе СССР, где "внутренний рынок был неограничен" и где не было классов и социальных групп, "заинтересованных в получении прибыли от войны" (здесь уклон в сторону военно-промышленного комплекса США), у СССР не было необходимости проводить экспансионистскую завоевательную политику. У Соединенных Штатов, с другой стороны, не было другой альтернативы, кроме как делать это, что, в конечном счете, привело к росту нестабильности и постоянной опасности войны. С самого начала своего существования [в 1917 году] Советское государство провозгласило мирное сосуществование как основной принцип своей внешней политики. Не случайно первым государственным актом Советской власти был декрет о мире, декрет о прекращении кровопролитной [мировой] войны.