Наряду с геободи и картографической картой, существует еще одно важное географическое наследие, с которым также необходимо бороться. Французские востоковеды, работавшие в начале девятнадцатого века, в частности Сильвен Леви, Жан Пшилуски и Жюль Блох, выдвинули идею так называемой Великой Индии. Их экспансивная концепция Индии как истока уникальной и передовой цивилизации, распространяющейся на восток, стала чрезвычайно влиятельной и остается весьма устойчивой. Сочетая ряд методов и источников доказательств, от текстового и культурного анализа до археологических раскопок, французские ученые разработали тезис о том, что империи Юго-Восточной Азии и культурные практики, от танца до музыки, были глубоко сформированы индийскими корнями, отсюда и термин "Великая Индия". Эта линия мысли стала чрезвычайно популярной и была расширена выдающимися индийскими историками, такими как Р. К. Маджумдар и Калидас Наг, ученик Леви, которые, наряду с другими, основали Общество Великой Индии.
Сьюзан Бейли объясняет, что идея Великой Индии была особенно привлекательной, поскольку она была способна подорвать общепринятую мудрость британских ориенталистов и предложить совершенно иную картину индийской цивилизации. Не будучи пассивной и реактивной, эта концепция позволяла ее сторонникам утверждать, что Индия всегда была динамичным местом, распространяя свою уникальную мудрость и цивилизацию на восток без применения оружия, с помощью средств, которые мы сегодня называем "мягкой силой", а именно, присущей индийским идеям и культуре привлекательности. В отличие от исламских и европейских империй, которые силой прокладывали себе путь в Индию, индийская цивилизация, включающая индуистскую и буддийскую мысль и практику, была охотно принята и усвоена от "Ангкора до Боробудура", от Чама во Вьетнаме до империи Маджапахит на Яве. Симптоматично, что повторный просмотр книги Фаниндраната Бозе "Индусская колония Камбоджи" (1927) предлагает: "В Индии также были свои Наполеоны и Шарлеманы, свои Бисмарки и Макиавелли. Но истинное очарование индийской истории заключается не в этих претендентах на всеобщую власть, а в ее мирном и доброжелательном империализме. . . . [индийцы использовали] оружие своей превосходной культуры и религии [чтобы подчинить себе] весь мир". Для этих интеллектуалов и их последователей "культурная колонизация" Великой Индии мирно распространилась бы через Бирму, Камбоджу, Вьетнам, Яву, Бали и далее в Китай и Японию.
Индия как азиатская цивилизация: Космополитическое видение
Индийский писатель и интеллектуал Рабиндранат Тагор в своих трудах и диалогах с японскими и китайскими учеными во время многочисленных визитов в Восточную Азию предлагал гораздо менее пристрастное видение паназиатского чувства. Его яростное неприятие национализма и патриотизма - "нация - величайшее зло для нации" - привело к ожесточенным разногласиям с его японскими и китайскими хозяевами и обозначило его дистанцирование от более крайних сторонников индийского национализма на родине. В резком контрасте с маскулинистским и агрессивным воображением, типичным для тех, кто приравнивал индийскую цивилизацию к индуистскому этосу, взгляды Тагора предлагали видение азиатской общности через метафоры братства, которые связывали досовременную Азию от Месопотамии до Японии. Когда дело доходило до определения азиатских различий, которые Рустом Бхаруча характеризовал как форму самоориентализации, Тагор представлял "азиатскую" цивилизацию в эссенциалистских терминах, которые подчеркивали ее противопоставление ценностям, связанным с Западом - "не политическим, а социальным, не хищническим и механически эффективным, а духовным и основанным на всех разнообразных и более глубоких отношениях человечества".
Тагор был непреклонен в том, что модернизация, которую он видел в терминах технологического материализма, не то же самое, что современность, которая является универсальной и свободной от подражания. Копирование западного материализма и западного пути развития было бы сродни, по его едкому выражению, "одеванию нашего скелета в чужую кожу". Цель азиатской цивилизации, если ее можно так назвать, заключалась в том, чтобы иметь уверенность в себе, чтобы сформулировать свою собственную современность, независимую от внешних влияний, в режиме, выражающем ее собственный уникальный гений, включая мораль, эстетику и спиритуализм.