Ванька шел впереди, всматриваясь в тропу. И посреди котловины у него под лопаткой кольнуло: в тумане перед глазами что-то пронеслось. Подал знак, останавливая друзей. Достал кинжал и зажал в ладони.
Лугатик, Раппопет и Сашка вцепились взглядами в хмурые склоны и тоже стиснули пальцами рукояти.
Ванька двинулся дальше, мягко, навострив слух и взор. И вздрогнул, наткнувшись вдруг на останки растерзанной лошади. На ней недавно он скакал верхом. Горло вырвано, брюхо располосовано, голова вывернута, седло валяется рядом. Вокруг кровь. И внутренности. По телу парня пробежала судорога. Мозг накалился. Стало не по себе.
Люди застыли, силясь уловить посторонние шумы, но в ответ – мертвая тишина. Обманчивая, пугающая. Неужели бестелесные воппри могли убивать телесных? Чтоб им пусто было! Скорее, скорее выбираться отсюда.
Лугатик съежился, зыркая по сторонам. Раппопет пружинился и супился. Сашка крепко сжала зубы. Ванька обошел труп и вновь пустился по тропе. Троица за его спиной сомкнулась.
Метров через сто пятьдесят обнаружился труп второй лошади. Также с вырванным горлом и разбросанными внутренностями. И кровь, кровь на траве. Тревога возросла. Казалось, кровавые убийцы выглядывали из-за всех деревьев и кустов. У людей нервы натянулись, как струны. Каждое движение отзывалось в голове.
Малкину стали наступать на пятки, Раппопет уже забегал вперед.
Володька затравленно облизнул сухие губы.
Миновали еще метров двести и – вот он – труп третьей лошади с такими же смертельными ранами. Сердца друзей заколотились в груди, словно готовы были выброситься наружу. Люди сорвались с шага на короткие перебежки, боясь останавливаться. Лишь метров через четыреста, запыхавшись, застопорились, увидав перед собой большое кровавое пятно с останками четвертой лошади. А вокруг – тишина. По телам пробежала дрожь. Кто следующий? Начал пробирать страх. Сплотились, ощетинились кинжалами и с новой силой устремились к выходу из котловины. Вверх по тропе. Напряжение росло, мускулы сводило, сухожилия едва не лопались. Чем выше по тропе, тем больше непонятное противодействие, словно упирались в стену, преодолевали с трудом. В висках возникали приступы ломоты, глаза вылезали из орбит. В голове начинало звенеть и завывать сиреной. В какой-то момент встречное сопротивление стало непреодолимым, и в тот же миг справа из загустевших кустарников вылетел непонятный черный сгусток и упал на людей, окутав тьмой. Ушные перепонки взорвал жуткий пронизывающий визг:
– Вернитесь! Приходящее неотвратимо!
Люди выбросили из себя общий отчаянный вопль, и они исступленно стали кромсать кинжалами черный сгусток. Последнее, что услыхали, это был безумный рев и рык, как будто кинжалы вспарывали чью-то утробу. Затем яркая вспышка ударила по глазам, ослепила, заставила зажмуриться и все исчезло.
Ваньке показалось, что он тут же распахнул веки, чувствуя, как кто-то его трясет. Понял, что лежит на земле, а над ним на коленях склонился поджарый дебиземец в черной длинной накидке, запахнутой на груди. Лохматые пегие волосы, рассеченная, криво сросшаяся нижняя губа. Нос острый, рот чуть набок, припухлые веки нависают над глазными яблоками. В голове у Малкина мелькнуло, что внешность не из приятных. Ощутил боль в спине: между ребрами вдавился сухой острый сук.
Парень приподнял голову: друзья тут же, беспорядочно лежат в траве, над ними гомозится еще один деби, моложе первого, передвигается от человека к человеку.
В вышине небо чистое, без облачка, солнце въедается в глаза режущими лучами, как соль в свежую рану. Метрах в десяти – стена деревьев. Тут и там торчат невысокие острые кусты.
– Очухался? – спросил без эмоций дебиземец рубленым суховатым голосом. – Кто ты?
– А ты? – в свою очередь откликнулся Малкин, пытаясь понять, что происходит, и ощущая, что собственный голос осип от недавнего крика.
– Воды хочешь? – опять спросил тем же голосом дебиземец, не отзываясь на Ванькин вопрос.
– Хочу, – сказал Малкин, хотя не испытывал жажды, но тянул время, дабы разобраться в происходящем.
Дебиземец пошарил рукой у себя за спиной, нащупывая пальцами, ухватил и поднес Ваньке странный сосуд с водой, явно изготовленный из какого-то твердого плода, с искусственным отверстием и деревянной пробкой.
Малкин сел, отбросил из-под себя сук, взял сосуд, покрутил в руках, рассматривая, вынул пробку и медленно попил воду, отмечая про себя ее странный привкус.
Дебиземец в это время не спеша повернулся к молодому напарнику, некоторое время молча глазел на его действия над людьми и потом справился:
– Ну что, оклемались?
– Расчухиваются, – ответил тот тонким, певучим, как у удовлетворенной женщины, голоском. Он был также сухопар, с такими же пегими волосами, только гибче в спине и свежее кожей. На узком глазастом лице едва начинали пробиваться первые пегие усы. Черная, но короткая накидка так же, как у старшего, наглухо запахнута на груди.
– Где мы? – спросил Малкин, возвращая сосуд с водой старшему дебиземцу.