– Разумеется, хозяйка. Сделаю, сделаю, как говоришь. Так и будет, даже не сомневайся. Уж я не продешевлю с ними, – смотрительница склоняла голову, зыркая глазами из-подо лба, чтобы не проворонить ни одного движения Абрахмы и вовремя предугадать ее желания. – Будь уверена, хозяйка, всему научу этих малышек, они у меня танцевать перед посетителями станут! А то, что строптивые, это хорошо. Монетные посетители любят строптивых. От таких больше жара. Уломать строптивую все равно что коня объездить, – сморщилась, подражая Абрахме, но опять это было неуклюже и безвкусно. – Тощеваты, правда, да, но, как известно, сухое дерево ярче горит! Уж я заставлю этих шлюх ярко разгореться, научу, как вытягивать монеты из карманов и кошелей посетителей. Будь спокойна, хозяйка, ни один фарандоид не найдет обратной дороги из твоего заведения.
– Вот-вот, Лойда, – маленький рот Абрахмы издал угрожающий храп, – а то последнее время оскудевают мои доходы от дома свиданий, ты очень плохо стала набивать мне мошну, крыса серая. – Хищный взгляд зло пробуравил смотрительницу, заставил побледнеть. – Перестала стараться, подлая дрянь! Уж не залезаешь ли ты в мой кошель своими грязными крысиными лапами? Гляди, ты меня знаешь, не пожалею, отправлю в бункер к крысам-каннибалам.
У смотрительницы застучали от страха зубы и она начала заикаться, не чувствуя языка, губ, ног, спины:
– Не верь никому, хозяйка, – голос дрожал, руки холодели, воздуху не хватало. – Злые крысиные языки врут, что я плохо стараюсь. Я всех своих малышек обучила общипывать любых самцов до последней монеты. Ни один деби не может похвастать, что его карманы остались неопорожненными. И что унес за пазухой хоть один затертый фарандоид. Но карманы – это не кошели, из карманов много не вытрясешь. Последнее время монетные посетители заелись, стали зажимать монеты, начали являться без кошелей. Принесут в карманах по несколько монет, и подавай им свежатину. А где ее взять? Не подумай, хозяйка, что я жалуюсь, нисколько. Вот теперь с этими тощенькими я раскачаю монетных деби. Заставлю их тащить сюда набитые монетами кошели. Растрясу всех так, что ты останешься предовольная. На свежатину монетные деби клюнут, каждому захочется попробовать. Иные самцы за свежатину ничего не пожалеют. Уж я их знаю как облупленных, раздену догола, хозяйка.
Катюха и Карюха, огорошенные услышанным, не сразу переварили серьезность происходящего. А когда до них дошло, захлебнулись от яростного возмущения, забыли о синяках на теле, взвились, вырываясь из рук битюга. Карюха завизжала во весь голос, как дикая кошка:
– Эй, тетки, вы что несете, клячи предурные?! Ты, Абрахма, о какой угол башкой саданулась?! Отпустите нас немедленно! Мы посланцы к презу Фарандусу!
Абрахма никак не отреагировала на этот визг, даже не обернулась: дело было решенным. Все шлюхи всегда визжат поначалу, это стало обыденно и давно никому не интересно. Для нее они были просто товаром, а с товаром, как известно, никто не ведет разговоров. Шлюхи должны знать свое место и обязаны старательно выполнять свою работу.
Лицо Абрахмы было непроницаемым: всегда шлюхи ведут себя одинаково, сначала визжат, потом ревут, затем давят на жалость, умоляют отпустить. А после, когда деваться некуда, начинают обучаться работе, приживаются, втягиваются, да так иногда, что за уши не оттянешь.
Правда, бывали дуры, которые пытались бежать, однако хоть и поздно, но понимали: если Абрахма вцепилась – не убежишь. Хватка мертвая. Их возвращали и грузили работой до обессиливания, когда даже думать некогда о повторном побеге.
Эти две шлюхи также никуда не денутся, верила Абрахма. Через три-четыре дня запоют другими голосами, когда с ними поработают смотрительница и битюг. За это время о них разнесут слух по Пуну, чтобы монетные деби, опережая друг друга, понеслись к дому свиданий. И уж тут первыми станут те, кто выложит больше монет. Хороший торг получится, очень хороший. Абрахма любила устраивать такие торги по любому случаю и поводу.
Катюха тоже закричала вслед за Карюхой, чувствуя, как голосовые связки не справляются с напором злых слов:
– Абрахма, ты сумасшедшая дрянь! Не надейся, жирная, ничего у тебя не получится! Не на тех напоролась, змея! Тебе это даром не пройдет, толстуха! През Фарандус по черепку не погладит!
Битюг едва удерживал разъяренных девушек, а Лойда заискивающе глядела в хищные глаза хозяйке, в них читала скучающее безразличие. Грубая бесцеремонная взрывная Абрахма на этот раз была спокойной, как будто рядом с нею ничего не происходило. Смотрительница на короткое время смешалась, не зная, какое поведение выбрать дальше. Но потом глянула на все со стороны, увидала бессмысленность и ненужность выкриков новеньких. И неожиданно для себя не удержалась, чего в присутствии Абрахмы с нею никогда не происходило:
– Бу-уа, бу-уа, бу-уа, – хохотнула странным бульканьем, как будто со дна бочки с водой вырвались пузыри воздуха, лопаясь и пенясь наверху. – Заткните глотки, от вашего визга в ушах свербит!