Поскольку ее сестры были намного старше ее, росла она в основном среди мальчиков, отчего и сделалась почти что мальчиком. Она была в восторге, когда ей, тринадцатилетнему подростку, один из друзей старшего брата позволил покататься на мопеде. И когда ее пятка попала в колеса мопеда, она ни разу не заплакала, а стойко вынесла боль. Братья тайком повели ее к врачу, чтобы тот зашил ей пятку. Родители о том инциденте ничего не узнали, а братья зауважали младшую сестру и, когда у них появилась машина, они время от времени возили ее на безлюдную дорогу и позволяли ей сесть за руль.
Когда Эрке исполнилось пятнадцать, Ханна решила показать дочь. И действительно, было на что посмотреть: статная, с пышными формами, с длинными и черными, как смола, волосами, с огоньком в глазах. Ханна собрала гостей, и к ней весь вечер вереницей тянулись сваты, предлагая своего кандидата в женихи.
– Молоко и мед девочка! – сидящая рядом с Ханной женщина, ее родная тетя Мина, поднесла к губам собранные вместе подушечки пальцев и звонко их поцеловала. – Наша порода, савиевская.
Ханна закивала.
– Наша порода!
– Свое надо держать при себе, а не отдавать в чужие руки. Надо оставить Эрке в семье. Что даешь за девочку? – деловито спросила Мина.
– Дом даю, драгоценности даю, – Ханна задумалась на несколько мгновений, а потом продолжила: – Все, что полагается, – белье-мебель-одежда – все даю. Без этого как? Она у меня с хорошим приданым замуж выйдет! – с гордостью произнесла Ханна.
– Хубе-хубе[23]. Ты – хорошая мать, и я хорошая мать. Все мы хотим счастья своим детям. Ты помнишь моего Симона? – Мина показала куда-то в сторону. У Мины было восемь сыновей, очень похожих друг на друга. Ханна стала искать глазами, но Мина уже махала рукой кому-то. Вскоре перед ними вырос невысокий и смуглый молодой человек. Ханна воскликнула:
– Да, помню, как не помнить? Хороший парень у тебя!
Симон поцеловал Ханну, а через минуту Мина жестом отослала сына: «Ну все, иди, иди, нам надо пошушукаться».
– Хороший у меня мальчик – младший сын мой, – сказала она Ханна. – Двадцать шесть ему уже, жениться пора.
Ханна закивала: да, в двадцать шесть лет парню пора жениться.
– Не хочу кого попало брать. На своей хочу женить.
Всю следующую неделю Мина ежедневно приходила к Ханне вместе с Симоном и несла подарки: корзины с фруктами, духи, платки, вино, халву.
Эрке прислуживала за столом, накрывала на стол, разносила чай, но они ничего не ели и не пили. Симон так впивался взглядом в Эрке, что та краснела, у нее подкашивались ноги, и она торопилась уйти в дом, чтобы отдышаться и успокоиться. На исходе первой недели Ханна спросила дочь, нравится ли ей Симон. Получив утвердительный ответ, Ханна обсудила с Миной формальности. Обручить молодых решили в самое ближайшее время.
После обручения Симон регулярно – раз в месяц – приезжал из Махачкалы в Пятигорск повидать невесту. Его приезд всегда обставлялся с пышностью и торжественностью. Эрке наряжалась, приглашались люди, а стол ломился от яств. Казалось, для жениха эти приезды были пыткой, надо было в присутствии дюжины гостей вести непринужденную беседу с Эрке, а он не знал, о чем говорить с пятнадцатилетней девочкой, поэтому больше молчал. Натан однажды не выдержал:
– Сидит, молчит! Как рыба! Воды в рот набрал, что ли? – сказал он куда-то в сторону, но всем было понятно, что эти слова относились к Симону.
– Оставь его! – Ханна подошла к мужскому столу и бросилась на защиту родственника. – Стесняется он.
– А я почему не стеснялся, когда приходил к тебе? Я разве сидел, как молчун, все время?
Ханна засмеялась.
– Ты когда приходил, тебя нельзя было заставить молчать. Все говорил, говорил. Мать мне на ухо шепчет: «Пусть уже уходит, я спать хочу», а ты все сидишь и что-то говоришь, рассказываешь.
– А что папа тебе рассказывал? – оживился сидящий за столом старший сын Довид.
– Все рассказывал. Всю свою жизнь рассказывал. – Ханна обняла мужа за шею. – Как он сиротой остался, как от дяди ушел… все рассказывал. Не умею я сказать, как он. Он пусть лучше сам расскажет. Ханна пододвинула стул и села рядом с мужем.