Деградация. Свои люди

Конечно, Павел был прав. И Алексей понимал это. Чувство безысходности накатывало лавиной, потому он отпустил тело Миши на пол, засадил своим кулачищем в стену так, что та зашаталось, и взревел в голос. А затем повернулся к Паше:

– Паша, – проговорил он, чуть слышно. – Это же мы убили ее. Понимаешь? Мы.

– Кого? – настороженно отозвался Павел.

– Маму его. Лидию Павловну. Когда его закрыли.

– Нет Леха, – спокойно, но с железными нотками в голосе, ответил Павел. – Не мы.

– А кто? Ведь убивает не только тот, кто ножку от стола в руки взял. Но еще и тот, кто надоумил…

– Послушай меня. Его не мы надоумили. Он сам так решил. А она умерла не из–за нас. А из–за системы в целом.

– Что ты имеешь в виду? – с раздражением отозвался Алексей. – Какая, на хрен, система?

– Наша. Судебно–исполнительная. Ты же сам прочитал, у него СПИД. И еще целый букет не менее интересных болезней в придачу. Да у них у всех  наверняка, – Павел обвел взглядом всех наркоманов, – так что ты руки помыть не забудь. Я вон там только один шприц наблюдаю, ты тоже? Но мы об этом не знали же изначально?

– При чем здесь это?

– Да при том, Леха. В изоляторе у него взяли анализы. Выявили ВИЧ. И эта информация легла на стол судье. В виде заключения о его медицинском состоянии.

– И что? – Алексей продолжал не понимать, куда ведет мысль его товарищ.

– Никому смертность на зоне не нужна. Там тоже показатели. Ему выписали условное, вроде и наказали, и гуманно поступили. Дело в архив, все довольны. А его отправили подыхать домой.

– Но как же? Они же отправили его назад, под одну крышу к потерпевшей! К заявителю то есть! Очевидно же, что… – Алексей запнулся, что толку было продолжать? Да и его товарищ прекрасно все понимал.

Павел вздохнул, подошел к Алексею, положил руку ему на плечо. Затем произнес:

– Просто есть люди, которым цифра на бумаге гораздо важней человеческой жизни. Ее убили не мы, поверь. И смирись. Мы не можем ничего изменить. Ни здесь, ни там. Пошли отсюда.

Алексей послушно побрел за увлекающим его на выход Павлом, бросил взгляд назад.

– А они? – спросил он Павла.

– Куда они денутся? Уйдут что ли? Наши уже едут, сгребут всех.

– А что толку, его же опять отпустят…

– Если убил он, то… За убийство уже не отпустят. Кроме того на нем условное, которое он нарушил. Однозначно социально опасен. Поедет в Сибирь, там и закопают.

– А если не он?

– Значит убийство в группе по предварительному сговору. У него мотив есть, да такой, что не отвертишься. Скорее остальных отпустят, чем его.

– Понятно…

– Пошли–ка к машине, у меня там аптечка, ты вон руку разбил, кровь сочится. Йодом смажу.

– Да ладно, – отмахнулся Алексей, – царапина же.

– Не спорь, надо. Царапина–то царапиной, только в этом рассаднике еще не хватало какую бытовую болезнь подцепить, а потом перед женой объясняться.

– Нет у меня жены, ты же знаешь.

– Какие твои годы. Успеешь еще. Если умней будешь.

Алексей усмехнулся, Павел, подбадривая, похлопал его по плечу. Однако, едва они вышли из подъезда, сверху из окна раздался крик:

– Товарищи милиционеры, держите их! Это они, наркоманы чертовы!

Алексей с Павлом обернулись, дружно посмотрев вверх на источник голоса. В окне третьего этажа, если судить по планировке, то из соседней со «злачной» квартиры, практически по пояс торчала седовласая бабулька и указывала на них пальцем.

– Не понял, это она о нас что ли? – спросил Алексей.

– Ты там вроде дверь вынес, и даже не извинился, – усмехнулся Павел.

– Перед кем там извиняться-то?

– Тоже верно.

– Так, стоп. А каким она милиционерам тогда орет?

– Кстати да…

– Так, вы двое, задержитесь! – раздалось откуда–то с боку.

Алексей посмотрел по сторонам. За машиной Павла, которую он бросил у подъезда, стоял милицейская «десятка», вот, оказывается, каким милиционерам кричала бабулька, пользуясь лучшим обзором. Действительно, пришли, сломали дверь, чуть не проломили стену… Что ей думать?

К ним навстречу выдвинулись два милиционера, заметив окровавленную руку Алексея и монтировку в руках Павла, один из них потянулся за «Калашниковым», переведя его в район своего внушительного пуза, второй же повысил голос:

– Стоять на месте! Железяку положи.

– Московский уголовный розыск, старший опер Игнатов, опер Чернов, – Павел кивнул в сторону Алексея. – Я ксиву достану?

– Давай, только медленно!

– Ты чего, фильмов насмотрелся что–ли? – не выдержал Алексей. – Хотели бы положить вас, уже бы положили!

– Леха, не обостряй, – произнес спокойно Павел, открывая удостоверение.

– И что же привело в наши края бравых, – изучивший удостоверение милиционер сделал ударение на этом слове, косясь на Алексея, – оперов МУРа?

– У вас тут на третьем этаже проблемная квартирка, – продолжил Павел.

– Притон что ли? Да, знаем такую.

– А если знаете, что спрашиваете?

– Работа у нас такая, спрашивать. Вы свои проблемы решили? Так мы можем помочь, коли что.

– Да валили бы вы уж отсюда, – не выдержал Алексей. – Это теперь наша проблема, раз вы знаете, а ни хрена не делаете!

– Опа, какие мы правильные. Ну и не очень–то и хотелось вам помогать. Поехали, Коля, отсюда.