Деяние Луны

– Я в порядке, – я старалась избежать её просящего взора, рассматривая деревянную кровать с балдахином, огромный стол, на котором прижилась семья кроликов, решивших внезапно устроить чаепитие, на фотографии, что в рамках стояли на полках, пестря незнакомыми лицами, на голубые небеса…

Нахмурившись, я постаралась отогнать странное видение, ведь ночью небосклон совсем иного цвета, чёрный, как брови у …

– Обалдел? – я отшатнулась от юноши, который оказался настолько близко, что прядь волос коснулась моей щеки, но убежать не смогла. Данила крепко сжал локоть ладонью, возвращая обратно.

«Да отвалите вы все!» – губы приоткрылись, пытаясь выдавить звуки, но тут же плотно сжались. Присутствие девочки сдерживало, уж она-то точно не заслужила такое обращение. Маленький, взбалмошный ребёнок, ну что с неё возьмёшь?!

Лицо парня приблизилось, и я опустила глаза, прячась за ресницами от взгляда, который продавливался в мозг, сверля дыру в крышке черепа.

– Устала, – сказал брат Кати, не то спрашивая, не то утверждая. Его рука было потянулась ко мне, но тут же опустилась, и зрачки превратились в маленькую точку. – Опоздали, – голова чуть качнулась вбок, прислушиваясь к тому, что пока не мог уловить мой слух,

– О чём ты? – начала была я, но дверь внезапно открылась, и на пороге возник Костя.

– Я думал, у нас слон завёлся.

Из-за его плеча выглядывали незнакомые глаза – золотистые, с коричневыми и голубыми крапинками. Они завораживали своим цветом, становясь то осенней листвой, то хмурым небом.

«Когда же это кончиться», – захотелось взвыть от бессилия, понимая, что встреча с родителями уже состоялась и теперь не избежать более близкого знакомства.

– Мам, хочу тебе кое-кого представить. Это, – пальцы парня сжались на плече, не давая сбежать. – Нина.

– Очень приятно, – женщина вышла вперёд, шурша подолом длинной юбки. – Я – Валя, мать этих оболтусов.

Лиф платья плотно обтягивал тонкую талию, подчёркивая юность тела. Не верилось, что передо мной мать троих детей, старшая сестра – да, но не мать.

– Но разве ты не должна быть в комнате Кости?

– Она решила прогуляться, – вклинился в разговор Данила, и, выдержав паузу, чтобы нагнать больше напряжения, продолжил. – По карнизу.

«Предатель!»

Морщина пролегла между бровями, рябью спускаясь по переносице вниз.

«Как так?» – говорил возмущённый вид женщины, которая с недовольством взглянула на свою дочь, сразу видно догадавшись, чья это была идея. Но Костя вместо того, чтобы скривиться под стать матери, лишь фыркнул, сдерживая смешок:

– И как, понравилось?

– Очень. С детства мечтала о карьере канатоходца.

И в этот момент, разрезая повисшее напряжение, словно нож масло, раздался хохот за моей спиной. Заливистый, по-детски наивный и такой же заразительный.

Мы обернулись, дабы взглянуть в лицо зачинщику, и остолбенели, поражаясь тому, как широкая улыбка изменила лицо Данилы.

– Что здесь происходит? – послышался раскатистый бас и рядом Костей выросла огромная стена, верхушка которой венчалась светлыми волосами пепельного цвета.

Данила тут же поперхнулся, проглатывая смех, враз подобравшись и превратившись из шаловливого ребёнка в хмурую статую.

– Ужин стынет, да и Натали уже заждалась, – чёрные глаза встретились с кобальтово-синими, и в глубине их заплясала золотая пыль, поблескивая в свете ламп.

– Она тоже собралась есть? – удивилась Катя, расправляя складки на своём платье.

– Конечно, ведь всем нужно поприветствовать гостью.

Валентина Орлова

Была уже глубокая ночь, когда Валя вошла в свою комнату. Её муж давно уснул. Грудь, поросшая курчавыми волосами, мерно вздымалась, когда воздух касался ноздрей, проникая дальше в глубоком вдохе. Ей нравилось это движение, такое естественное, привычное, что часто не замечаешь, как оно необходимо. Ведь сбившись с ритма – начнёшь задыхаться, а если остановишься – умрёшь.

Вверх-вниз, вверх-вниз.

Прядь волос коснулась кожи, когда щека прильнула к груди, задержалась, распадаясь на нити, а затем кончиками скользнула вниз, щекоча бок.

Коля слегка поёжился, пытаясь прогнать лёгкий зуд, но всё же не изменил положения.

Бум-бум-бум громыхало его сердце, шепча о любви и ненависти, рассказывая то, что скрыто за сомкнутыми губами, и делясь мыслями, которые омывали сознание. Теми, что навряд ли расскажет он сам, предпочитая оберегать семью от ненужных потрясений.

Тяжкий вздох сорвался с её уст, унося с собой сожаления.

«Так мало, – проскользнуло в мыслях эгоистичное желание, – мне тебя так мало».

И это было правдой. Несколько часов в спальне перед рассветом, вот во что превратилась их семейная жизнь, наполнившись материнством и чужими обязанностями.

Нет, она не жалела об этом, любуясь своими малышами, которые давно выросли из того возраста, чтобы называться детьми. Хотя для неё эти сорванцы до сих пор были беззащитны, даже тогда, когда убивали, когда хвастались ранами у себя на теле, соревнуясь в регенерации.