– Тебя прошлое ничему не учит, – грудь вздрогнула, и я услышала тихий смех. – Нет, временами бываю волонтёром.
– Значит, мне повезло, – я смотрела в окно, не желая покидать объятья. – Наверное, это хорошо.
Руки вздрогнули и стиснули сильнее, принося боль, но это было приятно. Она дарила защиту, убеждая в том, что не так то легко будет вырвать из крепких тисков:
– Может быть.
– Данила, – я вскинула голову, оказавшись настолько близко к его лицу, что смогла разглядеть, как линии в радужке то скрещиваются, образуя лепестки, то закручиваются тугой спиралью. И там, в глубине, был только лёгкий бриз, приглашающий к себе отдохнуть.
Голова парня дёрнулась, клюнув носом в щёку, и тут же зрачок разросся, стирая линии, пряча всё за тьмой.
– Мне пора, – Данила вскочил с кровати, выглядя ошеломлённым, и спешно направился к двери. Только перед тем, как закрыть её, бросил на прощание. – Лучше поспи, иначе мама вновь вольёт в тебя очередную гадость.
Данила Орлов
Было уже поздно, когда семья села ужинать, и Данила поразился тому, насколько усталой выглядит мать.
– Может присядешь? – участливо предложил юноша, одной рукой отодвигая стул, но женщина в ответ лишь отрицательно мотнула головой.
– Не волнуйся, я в порядке.
«А я волнуюсь, – подумал он, бросив искоса взгляд на отца. – Неужели ты не видишь, как она устала?»
Но тот, как всегда, был озабочен чем угодно, но только не собственной женой.Имя Елисей так часто проскальзывало в его словах, что зубы сводило от ненависти.
Зачем ему статус начальника отряда, если о собственной семье не в силах позаботиться? Всё, на что способен, это быть цепным псом у старейшин, принося в жертву всех.
Данила чувствовал, как внутри него закипает злость: на отца, на Нину, на всё то, что хоть как-то может угрожать его любимой матери. Она была центром его вселенной, единственным человеком, которого он любил и которому безгранично верил.
Сколько она пережила из-за него? А сколько ещё предстоит перенести, прежде чем он станет сильным настолько, что сможет защитить её.
«Моя семья – лишь ты».
Ни Николай, ни Натали, ни даже Костя не смогли бы её заменить. И он был готов пожертвовать всеми, только бы спасти эту единственную жизнь.
Услышав в очередной раз звон посуды, юноша не выдержал. Снова чьей-то тарелке не повезло и она не удачно приземлилась в раковину. А ведь его мать всегда была ловкой и аккуратной хозяйкой, и такое себе никогда не позволяла.
– А ну садись, – властно произнёс юноша, обращаясь к матери. Ладони сжали скользкие края салатницы и вытащили её из рук женщины. – Садись, отдохни. Что-нибудь будешь?
– Чай, – нерешительно прошептала Валентина. – Я сама.
– Нет, – Данила потянулся к чайнику. – На сегодня с тебя хватит. Я уберу, и посуду тоже сам помою. Можешь отдыхать.
– Спасибо, – лучезарная улыбка осветила усталое лицо. – Я тогда Нину проверю.
– Я там была, – вдруг произнесла Катерина. – Она спит.
– Я ж тебе запретила, – возмутилась мать. – А ты опять за своё? Катя, ну кто так делает? Ей же плохо, а если ты продолжишь к ней бегать, то Нина никогда не поправиться.
– Я соскучилась, – малышка вдруг покраснела и сникла, обиженным взором уткнувшись в пол. – Ей там скучно одной.
– Ей нужен покой, – поддержал жену Николай. – Это для её же блага.
«Все только о ней и говорят», – Данила с силой сжал чашку. Ему казалось, что эта девушка была единственной темой для разговора в их доме, да и во всей округе. Куда бы он ни шёл, её имя преследовало его, касаясь ушей призрачным отголоском далёких разговором.
Нина, Нина, Нина… За какие-то сутки она успела занять мысли всех жителей, вторгнувшись в их жизни.
Ненавидел ли он её? Может быть, ведь как иначе описать то чувство, что вспыхнуло в душе, когда он увидел умирающее тело, готовое покинуть бренный мир навсегда.
В тот миг Данила увидел себя в бледных чертах, вспомнив ужасные дни детства, когда одиночество было единственным спутником. И боль от ран, как и тоску, приходилось сносить, сжимая зубы, чтобы не завыть от мучений.
Потому захотел убить, дабы стереть воспоминание о своей слабости, но брат не позволил.
Как же, человек. Их нельзя даже трогать, только смотреть, стараясь, чтобы эти существа не заметили твой любопытный взор. Так неужели они настолько важны, что разделить с ними жизнь так почётно? Пожертвовать десятилетиями лишь для того, чтобы незнакомка открыла глаза и сделала вдох?
Он не понимал самоотверженность Кости, странных взглядов, что тот кидал на неё, и почему-то злился, когда изумрудная зелень скользила за братом вслед, не замечая его.
«Почему?» – этот вопрос возник в голове спонтанно, наполняя сердце противоречивыми чувствами.
Данила жаждал встречи. Его тянуло туда, где она, но каждый раз, когда они встречались, он слышал в ушах «Убей!». И тогда небосвод вспыхивал золотым свечением, а желание ворваться клыками в юную плоть, ощущая, как с последней каплей крови растворяется жизнь, сводило с ума.
«Не смей, – врывался в голову другой голос, когда ногти удлинялись, чтобы пронзить мягкую кожу. – Прошу!»