— Я, белый сирота, брошенный в самом сердце Азии, беспризорный индийский мальчишка, был найден там сослуживцами отца — английскими масонами. Среди них были функционеры Большой игры — и низовой, геополитической, тогда очень интенсивной, и нашей, высокой. Тогдашний президент Клаба, вскоре, впрочем, уничтоженный Artel`ю, разглядел во мне игрока. Мне прочили великое будущее. Но факт моего существования необходимо было скрыть от общества. А это уже тогда было сложным делом — пара пронырливых репортеров даже успела написать о спасении белого дитя в варварской стране. Дело тянуло на хорошую сенсацию. И тогда…
Сахиб склонил голову ещё ниже.
— …Тогда Клаб принял решение провести операцию прикрытия — занять мозги соотечественников другой, более жареной сенсацией, чтобы первые публикации обо мне были забыты. Джек Потрошитель…
— Господи, помилуй, — вырвалось у Монсеньера.
— Да. Убийства проституток надёжно отвлекли внимание от моей скромной персоны и дали возможность тихо устроить меня на учебу в Индии. У тогдашнего нашего президента были и другие резоны в этой операции, но я сейчас в них вдаваться не буду.
Неожиданно Сахиб, не поднимая головы, рассмеялся, коротко и сухо. Монсеньер вздрогнул.
— Я рассказываю вам это, святой отец, не как свой грех — я тогда понятия не имел обо всём этом. Только что узнал о Большой игре, и, хоть плохо понимал её суть, чувствовал в ней нечто грандиозное. И то, что я для неё предназначен. Потому прилежно учился всем наукам и угождал моим руководителям и наставникам во всём, лишь бы остаться в Игре. Вы понимаете?
— Кажется, да…
— Отче, я ведь был маленьким уличным индусом, для которого в этом не было ничего дурного. Впервые посетил бордель в двенадцать лет, а уж когда первый раз был близок с мужчиной — и не помню.
— Господи, помилуй.
— Примерно тогда я встретился со своим предшественником — он был молод, но уже по уши в делах Клаба. Я почувствовал, что этот джентльмен — человек значительный. Что он разглядел во мне, не знаю, но позже, когда он принял полномочия президента, а я был самым молодым членом правления Клаба, думаю, он уже понимал, что я стану его наследником. Он, без сомнения, был не только великим писателем, но и гением информационных диверсий, того, что янки стали недавно называть "спин-войнами". Короче, он дополнительно прикрыл меня, попросту, "стёр мою личность", как рекомендует один современный шаман. Написал обо мне роман, который стал знаменитым. И всё, для широкой публики в реальности я перестал существовать, лишь в романе и в Игре. Ловко, не правда ли, святой отец?..
— Господи, помилуй.
— Разумеется, то, что было нужно, в романе опущено или переврано. Обстоятельства моей учебы, например, подробности операций, в которых я участвовал, ну, и все вещи, которые могли покоробить моих викторианских соотечественников… Но мой характер схвачен там очень верно, насколько я могу судить о себе тогдашнем. Таким я и был — смелым и весёлым, беззаботным, преданным друзьям и Игре.
Сахиб замолчал и Монсеньер на мгновение решил, что тот борется с рыданием, но когда юноша заговорил вновь, голос его был по-прежнему сух и ровен.
— На самом деле, весь этот шпионаж представлялся мне именно игрой — с маленькой буквы, которой тешатся взрослые. Я им с удовольствием подыгрывал, но тогда для меня было важнее другое. Я был…влюблен. По-мальчишески, напрочь. Влюблен в старого тибетского ламу, с которым познакомился в Тибете.
— Разве не…
— Именно в Тибете. Пакистан — выдумка моего автора. В Тибет я попал, потому что там была одна из школ Клаба, в которых я обучался. И тот лама даже не был буддистом (могу, кстати, сказать, что представления моего автора о буддизме были довольно примитивны). Он был жрецом бон-по, тамошней древней религии. Немного святым, немного шаманом. Но для меня он был единственным в мире человеком, который не хотел от меня ничего — ни моего тела, ни моих способностей. Он хотел лишь, чтобы я, его ученик, чёла, всегда был с ним рядом.
— А его паломничество?
— Это было… Только не по местам жизни Будды, как в романе. Он…мы искали страну Шамбала. И нашли ее.
— Господи, помилуй. Продолжайте.
— Мы долго бродили по тем горам — если вы там не были, не поймете, что мы видели, а все описания, которые вы читали, ничего не стоят. Мой добрый учитель расцветал в родных местах, а я этому радовался. У меня была пара заданий от Клаба, я их исполнил между делом. Учитель не раз говорил, что Шамбала откроется нам внезапно, когда её благословенный владыка Ригден-Джапо решит, что состояние нашего духа достигло нужной степени готовности. Так и случилось: благословенный решил…
Монсеньеру опять показалось, что склонивший голову Сахиб хихикнул, почти непристойно.