— Несите Йорика, — голос мастера приходил, словно из-за слоя ваты.
— Отведай из общей чаши, достойная леди, и стань нашей сестрой.
Она жадно сделала огромный глоток тёплой солоноватой жидкости из поднесённого ей черепа, оправленного в золото и украшенного драгоценными камнями, и ей было наплевать, настоящий ли это череп, и пьет ли она сейчас чуть подогретый томатный сок или свежую кровь.
Череп пошёл по кругу, который завершился на мастере.
— Свершилось, слава светозарному! — возгласил тот, и огонь факелов блеснул на его обагренных губах.
— Братья приветствуют тебя, сестра наша. Встань, омой своё тело и облачись в одежды достоинства.
Она не помнила, как очутилась в прекрасно оборудованной ванной с джакузи и прочими благами цивилизации, как яростно отмывала тело, словно через это способна была очиститься её оскверненная навеки — она знала это! — душа.
Когда она, одевшись в единственную найденную ею одежду: что-то вроде бархатной черной хламиды, отороченной алым шёлком, и остроконечный красный колпак, усеянный чёрными зодиаками и мёртвыми головами, попыталась выйти в ту же дверь, откуда пришла, та оказалась закрыта. Зато открылась другая, в противоположной стене. И она вошла туда.
Яркий электрический свет хлынул в глаза, на уши обрушился треск аплодисментов.
В белом с золотом зале, увешенным подлинной живописью и оружием, они ждали её за круглым, роскошно сервированном столом — уже без масок и в смокингах. Её взгляд выхватил озабоченные очки чёрного брата, упрямо сжатый рот и высокий лоб мастера-патриарха, который оказался глубоким стариком. Узнала знакомое больше по газетным полосам и экрану телевизора лицо бывшего шефа ЦРУ, а ныне вице-президента страны. Сидевший рядом с ним и азартно нахлопывающий молодой мужчина, несомненно, был его сыном — очень похожи, только болезнь (легкая степень олигофрении, как сплетничали) наложила на младшего свою удручающую печать. Сынок что-то выкрикнул, и она узнала визгливый голос "Дон Кихота".
Мастер вальяжно прошествовал к ней. В руке его был обнажённый меч — судя по искрящейся кромке клинка, отнюдь не бутафорский.
— Приди, сестра моя, в храм дружбы, и пусть ничто не омрачит счастье нашей встречи.
— Благодарю вас, досточтимый патриарх, — ровно ответила она, после чего, заранее наученная, опустилась на колени и поцеловала носок его зеркальной туфли.
Тот, помешкав всего пару мгновений, довольно чувствительно хлопнул по её плечу мечом.
— Посвящаю тебя, сестра, в рыцари Предвечного Саркофага. Да будешь ты верна и непоколебима, как и он сам. Клянешься ли сохранять тайну и служить нашему Ордену?
— Клянусь.
Он поднял её и театрально заключил в жёсткие объятия, прижав чёрное лицо к белоснежной манишке.
Когда ритуал обнимания завершился, она даже сумела улыбнуться ему.
— Отныне даруется тебе освобождение от всех бывших обетов, и ты безбоязненно можешь прибегнуть к любой "лжи во спасение", буде потребуют того интересы Ордена.
Она низко поклонилась.
— Теперь дело за малым.
Она вновь сжалась. Да сколько же можно!..
Общество за столом смолкло.
— Тебе предстоит пройти собеседование с нашим…э-э-э, консультантом. Сейчас ты войдешь вон в ту дверь и встретишься с человеком, остов которого скрыт в нашем Ордене. Что справедливо, поскольку человек этот при жизни успел скальпировать сорок девять белых американцев. Так пусть теперь он служит их потомкам.
"Их потомкам" после "белых американцев" патриарх произнес с долей ехидства, но Мэм не обратила внимания на издёвку вонючего расиста. Она уже вспомнила слова Ковбоя и поняла, что ей предстоит рандеву с черепом вождя и шамана Джеронимо. А этого она совсем не боялась.
— Пообщавшись с ним ровно пять минут и дав ему лобызание в уста, — продолжал разливаться мастер, которому его речь, похоже, очень нравилась, — ты вернешься в этот зал к полуночи и разделишь нашу праздничную трапезу в честь обретения новой сестры. Ты не должна рассказывать нам, что произойдет с тобой в той комнате — это останется между тобой и вождём. Иди же и не бойся ничего, ибо отныне ты кавалерственная дама великого Ордена Саркофага.
Под внимательными взглядами собрания она порывисто подошла к неприметной двери и рванула на себя ручку.
Глаза вновь окутала темень. Мэм не могла распознать размеров и обстановки комнаты. Лишь в дальнем её конце виднелся отблеск красноватого света. Подойдя поближе, поняла, что это подсвеченное скрытыми лампами красное покрывало, на котором покоился очень старый белёсый череп.
Череп и череп, этого добра, особенно сегодня, она навидалась достаточно. Но, неизвестно почему, её охватил леденящий страх. Ей вдруг померещилось, что на окровавленном покрывале лежит отрезанная голова Сахиба и смотрит ей в лицо адским взглядом, видеть который вновь она не могла и не хотела.
Первый раз за вечер мужество оставило её. Отшатнувшись, повернулась чтобы выбежать из комнаты, уповая на какую-нибудь ложь, которую придумает для "братьев".
— Не бойся меня, черная скво. Я не причиню тебе зла.