Деяния Апостолов на фоне еврейской диаспоры

Таким образом, для проверки информации о диаспоре в Деяниях Апостолов в этой книге, помимо синхронных источников, когда они имеются, привлекаются более поздние надписи, по преимуществу происходящие из тех регионов, в которых разворачивается действие Деяний, и в отдельных случаях раввинистический материал. Книга состоит из двух частей. Вторая часть посвящена описанию истории еврейских общин Антиохии, Малой Азии, Македонии, Ахеи и Рима по литературным и документальным источникам. В первой рассматривается иудейский мир диаспоры.

Этот мир, увиденный глазами Луки, состоял из евреев, прозелитов и боящихся Бога. Я начну с первой группы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЕВРЕИ, ПРОЗЕЛИТЫ И БОЯЩИЕСЯ БОГА

ГЛАВА 1. ЕВРЕИ ДИАСПОРЫ В ДЕЯНИЯХ АПОСТОЛОВ

1. Еврейская самоидентификация и налог на евреев (fiscus Iudaicus): граница религиозная

В последние годы проблема еврейской самоидентификации в I в. по Р. Х. стала предметом оживленной дискуссии. Характерно, однако, что Деяния Апостолов, описывающие события первого века и созданные скорее всего не позднее начала 80-х годов I в[1]., участниками дискуссии или не использовались вообще, или скептически отбрасывались. Причину этого сформулировал М. Гудмен: «Отношение к Деяниям как к сочинению теологическому, а не историческому – хорошо это или плохо – стало общепринятым среди исследователей Нового Завета»[2]. В целом, можно заметить определенную непоследовательность в использовании Деяний как источника информации о первом веке. С одной стороны, это сочинение широко привлекается для локализации еврейских общин, и такие топонимы, как, например, Иконий или Филиппы, появились на карте еврейской диаспоры исключительно со страниц Деяний Апостолов. С другой стороны, надежность свидетельства Деяний о жизни евреев в диаспоре, и в особенности, об их отношениях с окружающим языческим миром постоянно оспаривается.

Отрицать, что теологические идеи Луки повлияли на отбор и оценку используемого им материала, было бы, по меньшей мере, наивно. Любой историк, древний или современный, испытывает влияние той или иной идеологии, так что обещание Тацита писать sine ira et studio остается среди невыполнимых desiderata: если писать sine ira находится вполне в пределах человеческих возможностей, то sine studio явно за таковыми. Ни один историк, пытающийся реконструировать события прошлого, – даже убежденный последователь Леопольда фон Ранке, который видел задачу историка в том, чтобы описывать события, как они происходили (wie es eigentlich gewesen war), не может избежать избирательности при работе с материалом. Пусть историк не дает прямых оценок тому, о чем он рассказывает, – ему не уйти от вынесения оценок косвенных, которые проявляются уже в том, чтоб он отбирает из имеющихся в его распоряжении источников. У Луки был свой взгляд на возникновение христианского миссионерства и на эволюцию церкви. В соответствии со своими воззрениями он и отбирал материал. Его историческая концепция тесно переплетена с теологической. Впрочем, Лука как теолог и как историк – это особая тема[3]. Об исторической концепции Луки речь пойдет впереди. Сейчас же важно отметить, что историческая концепция и точность в изображении исторического фона – вещи принципиально различные. И. Г. Маршалл, доказывая, что Лука заслуживает самого серьезного отношения как историк, заметил, что «от писателя, который стремится к точности в изображении исторического фона, можно ожидать точности и в изображении событий»[4]. К сожалению, это не всегда совпадает. Историческая новелла может быть вполне правдоподобно костюмирована. А вот обратное практически невозможно: ни одно заслуживающее серьезного внимания историческое сочинение не может игнорировать точности в изображении реалий описываемого времени. Палестинский материал Лука знал достаточно хорошо[5]. Посмотрим, как изображение Лукой еврейской диаспоры выглядит на фоне других источников, а затем, в случае совпадения общей картины, – как данные Деяний могут быть использованы в дискуссии о еврейской самоидентификации в первом веке.