Деяния Апостолов на фоне еврейской диаспоры

Две оставшиеся надписи более интересны. В одной из них в четвертой строке стоит слово miskab (гробница), написанное по-древнееврейски[83]. Вторая[84] содержит два титула: διδάσ[καλος] и ἀρχ[ισυνάγωγ]ος[85]. После последнего издатели восстанавливают τῆς συ[ναγωγῆς Κορίνθου?]. Восстановление надписи, учитывая, что от нее сохранилась лишь незначительная часть, ненадежно[86], последнее же слово просто невозможно: название города обычно не входило в название общины, кроме того, в Коринфе римского времени, учитывая его размеры, явно должно было быть несколько синагог, а не одна, как подразумевает такое восстановление[87].

ГЛАВА 10. РИМ

О еврейской общине в Риме у нас имеется несопоставимо больше литературных и эпиграфических свидетельств, чем о какой-либо другой общине диаспоры[1]. Поселились евреи в Риме относительно поздно. Парадоксальным образом, самая ранняя дата из истории евреев в Риме – это дата не их появления, а их изгнания – по сообщению Валерия Максима, в 139 г. до Р. Х. евреи были изгнаны из Рима. Одни ставят эту информацию под сомнение или вообще считают ее апокрифической[2], другие видят в ней доказательство активной миссионерской деятельности иудеев в Риме едва ли не с момента своего появления в нем[3].

1. Литературные свидетельства

1.1 Время поздней республики и ранней империи

Первые абсолютно надежные сведения о евреях в Риме дает Цицерон в своей речи «В защиту Флакка»[4]. О евреях он отзывался пренебрежительно. Их религия – это «варварское суеверие» (barbara superstitio), несовместимое с достоинством римского имени и благородными установлениями римских предков. Тон, каким Цицерон говорит о евреях, послужил основанием для некоторых ученых заподозрить знаменитого оратора в антисемитизме. Его антиеврейские чувства, впрочем, не стоит преувеличивать. Инвектива против евреев в значительной степени объясняется стандартным приемом риторики его времени: для дискриминации личности представителя противной стороны очернять нацию, к которой он принадлежит. Цицерон сам признавал, что существует разница между его подлинными взглядами и теми, которые он высказывает во время судебных заседаний[5]. Таким образом, «мы можем уверенно утверждать только то, что Цицерон пытался вызвать негативные чувства по отношению к евреям у присяжных с целью повлиять на их решение в деле против Флакка»[6]. Но при всех ее риторических фигурах и преувеличениях[7], речь Цицерона содержит очень ценную информацию. Филон утверждал, что большинство евреев, живших в Риме во время Августа, были вольноотпущенниками, которых Помпей привез сюда в качестве военнопленных[8]. Из речи Цицерона, однако, видно, что иудейская община существовала в Риме еще до появления пленников Помпея и что в 59 г. до Р. Х. в Риме уже было вполне заметное еврейское население[9]. В противном случае невозможно понять, зачем Цицерон, обращаясь к Лелию, предъявившему Флакку обвинение от имени провинциальных городов, говорит о социальной сплоченности евреев и о том давлении, которое они пытались оказывать на окружающих для достижения своих целей[10].

Появление рабов, привезенных Помпеем, существенно увеличило еврейское население Рима. Но что еще важнее, оно постепенно изменило его социальный статус: поскольку все рабы, освобожденные с соблюдением положенных формальностей[11], получали римское гражданство, то нет сомнения, что, по крайней мере, часть евреев в Риме гражданство получила.

Важную роль для укрепления позиции евреев в Риме сыграло благосклонное отношение к ним Юлия Цезаря, который издал серию декретов, гарантировавших им важные привилегии в ряде городов Малой Азии. Прежде всего евреям была гарантирована свобода вероисповедания[12]. В одном из декретов, адресованных жителям Пария (или Пароса)[13], упоминается, что в постановлении, запрещающем коллегии в Риме, для иудеев было сделано исключение: им было разрешено собираться в соответствии с их установлениями, собирать денежные пожертвования, устраивать совместные трапезы – короче, выполнять все требования иудейского закона[14]. То, что евреи видели в Юлии Цезаре своего защитника и дорожили его благорасположением, видно по тому, с каким отчаянием они, по свидетельству Светония («Юлий», 84.5), оплакивали его гибель:

«Среди этой безмерной всеобщей скорби множество иноземцев то тут, то там оплакивали убитого каждый на свой лад, особенно иудеи, которые и потом еще много ночей собирались на пепелище».

(Перевод М. Л. Гаспарова)