Последнее значение слова Ἑβραῖοι делает необходимым взвесить возможность того, что язык коринфской синагоги был арамейским или древнееврейским. Существует четыре надписи из Рима[68]
и одна из Делилера (около Филадельфии)[69], в которых упоминаются синагоги τῶν Ἑβραίων. Среди римских надписей одна двуязычна (арамейский и греческий), три другие – греческие, надпись из Делилера – греческая с транскрибированным древнееврейским словом[70]. Принимая во внимание, что все три римские надписи – это эпитафии на надгробиях должностных лиц общин и членов их семей, то в случае, если бы язык общины был арамейским или древнееврейским, казалось бы, и эпитафии должны были быть сделаны на этих языках[71]. Римские эпитафии, таким образом, демонстрируют, что слово Ἑβραῖοι в названии синагоги не коррелируется с древнееврейским/арамейским языком общины. Но можем ли мы по эпитафиям действительно судить о языке общины? Не мог ли греческий язык выполнять роль общепринятого для надгробных надписей языка безотносительно к тому, на каком языке говорили члены общины, к которой принадлежал усопший, как это полагает, например, Момильяно[72]? Против такой роли греческого языка говорит высокая пропорция в Риме латинских эпитафий и языковое смешение во многих из них (латинские слова греческими буквами и наоборот, соединение латинского и греческого в одной и той же надписи)[73]. Анализируя лингвистический материал из еврейских катакомб в Венозе, Ной заметил, что латинские надписи, как правило, являются более поздними, нежели греческие, и что, в конечном итоге, латинский язык вытесняет на надгробиях греческий[74]. Характерен пример с эпитафиями, принадлежавшими четырем поколениям одной и той же семьи: первое поколение использовало греческий и древнееврейский языки, третье и четвертое перешло на латинский и древнееврейский. Некоторые из греческих эпитафий были составлены людьми, которые явно думали уже по-латыни[75]. Из этого следует, что хотя язык эпитафий в тенденции отражал язык разговорный, в то же время имела место традиция использования определенного языка в эпитафиях, и поэтому существовал некоторый зазор между тем временем, когда определенный язык становился разговорным, и тем, когда он вытеснял устаревший разговорный язык на надгробных памятниках.Г. Ла Пиана предложил следующее объяснение имени римской συναγωγή τῶν Ἑβραίων[76]
, принятое впоследствии Леоном[77]. Еврейская колония в Риме появилась еще до завоевания Помпеем Иудеи. Поначалу она была небольшой, и соответственно составляла только одну общину. В попытке обозначить себя и отделить от других этнических и религиозных групп она назвалась своим этническим именем, выбрав при этом вариант чуть более торжественный. Позже в Рим стало попадать все больше евреев, и они образовывали новые общины, выбирая для них подходящие имена, но первая сохраняла свое традиционное имя. Ла Пиана, ссылаясь на двуязычную арамео-греческую эпитафию дочери архонта синагоги, считает возможным, что эта римская синагога была в языковом отношении консервативна. Однако учитывая, что две другие известные эпитафии из той же общины написаны по-гречески, похоже, консервативные тенденции в языке весьма успешно преодолевались.Хенгель считает, что коринфская община могла отпочковаться от римской συναγωγὴ τῶν Ἑβραίων и сохранить название общины материнской[78]
. В принципе, этого нельзя исключить, хотя такое объяснение не обязательно. Для любой единственной в городе (по крайней мере, в течение какого-то времени) общины естественным будет взять для себя этническое имя, и название коринфской общины может быть следствием того, что она была в Коринфе первой[79]. Вполне возможно, что форма συναγωγὴ τῶν Ἐβραίων действительно подразумевала, что языком общины был арамейский (или древнееврейский как язык синагогальной службы), но даже если это было так, то скорее всего он позднее был сменен греческим.Помимо этой в Коринфе были найдены еще восемь еврейских надписей. Пять из них состоят из таких небольших фрагментов, что текст восстановлению не поддается. Даты их неизвестны, упомянувший их издатель полагает, что они были на древнееврейском языке[80]
. Около театра была найдена мраморная доска с иудейскими символами (менора, лулаб, этрог)[81]. В восточной части театра были обнаружены также две части мраморной плиты с возможно еврейской надписью (в ней упоминается имя Сара, что вкупе с найденной в том же районе плитой с иудейской символикой и послужило основанием для такого толкования), датирующейся последней четвертью III в. по Р. Х[82].