Таким образом, несмотря на существенные различия во мнениях епархиального и островного начальства и на их длительную дискуссию по вопросу строительства новых храмов и увеличению штатов, можно считать, что план епископа Гурия в итоге был осуществлен.
Помимо рассмотренной проблемы образования дополнительных причтов и увеличения штатов служащего духовенства, на Сахалине существовала еще одна, не менее важная, проблема – окормление коренных жителей острова: нивхов, ороков, эвенков, айнов и др. Поскольку они, как правило, проживали в стойбищах семьями, а стойбища были разбросаны практически по всей территории острова, то полноценно осуществлять их воцерковление мог только специальный священник-миссионер, а не приходской батюшка.
Миссионерское служение в сахалинских условиях было чрезвычайно трудным. И трудности заключались не только и не столько в природных и климатических условиях Сахалина, сколько в отсутствии специальной подготовки священнослужителей для такой деятельности. Кроме того, из-за незнания языка и обычаев коренных народов священнослужители могли подвергать себя опасности, отправляясь на несколько месяцев в отдаленные стойбища[195]
.Миссионерские станы, в которых служили священнослужители-миссионеры, создавались в рамках деятельности Православного миссионерского общества, открытого в 1870 г.[196]
А. А. Ипатьева отмечает, что на территории Камчатской епархии было организовано 8 таких станов, а со временем их число возросло до 14[197]. Однако на острове Сахалин так и не удалось открыть ни одного миссионерского стана. В связи с этим духовное окормление коренных народов острова возлагалось на служащее духовенство. Эта дополнительная функция значительно усложняла его работу, а зачастую была просто невыполнимой.К вопросу о создании миссионерских станов на острове Сахалин епархиальные власти впоследствии возвращались неоднократно. Однако по ряду объективных причин (например, социально-экономический и политический кризисы, Русско-японская война и ее последствия) этот вопрос так и не был решен положительно.
В 1902 г. Государственный совет внес дополнения в документ «Об утверждении штата управления острова Сахалин», в соответствии с которым к Свято-Покровской церкви поста Александровского был приписан штатный диакон с окладом 800 руб. Как отмечалось в отчете обер-прокурора Святейшего Синода, «служение с диаконом должно придать подобающую торжественность в главном храме острова»[198]
. Положительному решению вопроса об увеличении штата Александровского храма также предшествовала продолжительная переписка между ведомствами, которая началась еще в конце 1897 года[199].Русско-японская война 1904–1905 гг. нанесла непоправимый ущерб: на юге острова были разорены все храмы[200]
, и только на севере Сахалина из 7 церквей действовало 6. Деревянная церковь в селении Рыковском была уничтожена огнем вместе с церковной утварью[201]. В отчете о состоянии Владивостокской епархии за 1905 г. отмечалось, что положение на острове Сахалин «представляется отчаянным». Число жителей резко сократилось, священники были взяты в плен и вывезены в Японию, затем отправлены в Россию. По разрешению японских властей служить на острове остался всего лишь один священник – Алексей Кукольщиков[202]. Все остальные священнослужители, вместе со своими семьями, были взяты в плен и выселены с острова. Иерей Александр Бетин писал в воспоминаниях: «Во время японской войны я находился священником на острове Сахалин в посту Корсаковском, по взятии которого японцами, взяты были в плен моя семья, состоящая из жены и двух дочерей, каковы и были препровождены в Одессу»[203].Чтобы проиллюстрировать бедственное положение церковной жизни на острове в те годы, необходимо изучить выдержку из отчета по обозрению миссионерского дела епархий Сибири и Дальнего Востока, составленного в начале ХХ столетия. Этот документ показывает, в каких сложных условиях приходилось осуществлять служение на острове: отсутствовало достаточное количество священнослужителей, приходилось терпеть стеснения от отсутствия транспорта и оторванности поселений друг от друга[204]
.