Действительно ли была та гора?

Старуха, положив орехи на каменную плиту для разглаживания белья, разбила скалкой скорлупу и вышла с раздробленными орехами на кухню. Я пошла за ней и сказала, что хочу добавить наш рис в кашу, которую она будет варить. Очистив разбитые орехи от скорлупы и размолов их рукояткой ножа, она коротко сказала: «В нашем доме знают, что такое хороший прием». Я стояла в нерешительности, сомневаясь, имеет ли она право выступать от имени хозяйки этого дома. В чугунном котелке, испуская манящий аромат, варился рис. До того как продолжить варить его на медленном огне, старуха положила поверх риса маленькую чашку с размолотыми орехами. Когда рис сварился, она взяла чашку и, поместив ее содержимое в платок, выжала примерно с чайную ложку прозрачного масла. Глядя на то, как она спокойно, но ловко проделала это, я поняла, что процедура ей знакома.

— Вот, возьмите масло и напоите малыша до того как он уснет. Оно не сможет тут же вылечить кашель, как западное лекарство, но кашель станет мягче. Малыш не может говорить, но у него сильно болит горло. Ему, наверное, кажется, что оно разрывается на части. Цы-цы-цы, не в то время родился… — поцокала языком маним, протягивая масло олькхе.

Нельзя сказать, что маним была радушной, но надо признать, она умела сострадать. Однако то, что она ела отдельно в главном доме, а нам сказала, чтобы мы ели в домике возле ворот вместе со старухой, задевало наше самолюбие. Спали мы тоже там. В холодном полу, покрытом толстой промасленной бумагой, то тут, то там зияли дыры. Маним не сказала нам, что мы можем перед сном протопить печь. Впрочем, если сравнить с тем, как мы, найдя заброшенный дом, сами искали себе еду, можно было сказать, что здесь нас встретили по-царски.

Начиная с того момента, как заболел малыш, олькхе, кажется, стала необходима помощь другого человека. Надо сказать, что до сих пор я не замечала за ней такой «зависимости». Эффективность действия орехового масла проявлялась не сразу, даже ночью племянник Хёни все время кашлял, а температура не снижалась. «Стало лучше?» — «Нет, как огонь». Мы с олькхе обменивались такими словами в полусне, но я не могла вырваться из дремы, полностью лишившись сил. Олькхе всю ночь не отходила от малыша. На утро у нее был крайне изможденный вид. Ей было стыдно, но она решилась пойти к маним. Войдя в главный дом, она почтительно поздоровалась с хозяйкой и, справившись о ее самочувствии, протянула ей Хёни. Честно говоря, мне казалось, что маним недолюбливает детей.

— Благодаря вашей заботе кашель стал намного слабее, но я не знаю, что делать, у него горит тело. Я боюсь, что он заболеет пневмонией.

Маним вынуждена была потрогать лоб малыша и поставила диагноз, сухо сказав:

— Это простуда.

Диагноз она поставила с каменным лицом врача, имевшего за плечами долгие годы практики. Мы выжидающе смотрели на нее снизу вверх, пытаясь определить по ничего не выражавшему лицу маним, верны ли наши опасения.

Не то чтобы мы ей не верили, просто единственное, что нам оставалось сделать ради Хёни, — прибегнуть к помощи маним. Она достала еще два ореха и аккуратно вынула из перекрученного пакета, сделанного из ханчжи^[34], щепотку чего-то, похожего на красный порошок. Судя по тому, как тряслась над ним величавая и непроницаемая маним, было ясно, что ей жаль лекарства. Но это придавало порошку мистическую силу. Мы наблюдали за приготовлениями с пересохшими от волнения ртами.

— Это ёнса — корейский ртутный медицинский препарат. Он очень ценный. Попробуй напоить малыша, растворив порошок в воде.

Когда олькхе взяла лекарство и стала вливать его в рот Хёни, маним решила помочь. Одной рукой она крепко сдавила его щеки, заставив его открыть рот, другой — зажала нос. Когда задыхавшийся малыш начал плакать, широко раскрыв рот, олькхе глубоко засунула в горло чайную ложку, чтобы не пролилось ни капли. Малыш легко проглотил лекарство. Я уже видела, как взрослые в деревне поили так новорожденных малышей, чтобы они не выплевывали горькое лекарство. Способ не казался мне жестоким, так что я была благодарна маним. Олькхе выглядела так, словно не знала, куда себя деть. На лице ее читалось что-то вроде благоговения: такая благородная женщина коснулась тела такого низкого по происхождению малыша! Впрочем, учитывая наше положение, это было почти правдой.

— Конвульсий у него не будет, — холодно сказала маним, вновь надев маску равнодушия.

Нам хотелось узнать, что значили ее слова. Кризис миновал? Он больше не повторится? Мы никак не решались спросить, смущаясь, словно робкие деревенские жители, пришедшие в большую больницу.

Маним дала нам много орехового масла, так что мы смогли постоянно поить им малыша. Температура, спавшая сразу после приема ёнсы, больше не поднималась. Что касается кашля, то он прекратился не сразу, но благодаря ореховому маслу стал намного мягче и почти пропал, по крайней мере, от него больше не разрывалось сердце.