Действительно ли была та гора?

Дядя, работая каждый день, приносил с собой пакет риса, которого хватало на следующий день. Конечно, надо было признать, что не всегда спрос и предложение были равны друг другу. Иногда, если дядя считал, что после ненастной погоды можно будет работать только носильщиком чжиге, он приходил домой, держа в руке связку соленых скумбрий. Когда заработки бывали неважными, он приносил соленые закуски, с которыми можно было съесть вдвое больше риса, чтобы заглушить чувство голода, это было сигналом для матери, что дяде нужна поддержка. Даже в хорошую погоду из-за невезения бывали дни, когда он не мог заработать ни пхуна. В такие дни у него не было сил даже на улыбку, он слабым безжизненным голосом говорил, что сегодня только зря потерял время. В таких случаях мать, выступив вперед и держа машинку «Зингер», всегда утешала его, говоря:

— Собаним, не волнуйтесь. О чем вы беспокоитесь? Если кончится рис, продадим машинку. Когда не везет, самое лучшее — как следует отдохнуть несколько дней.

При этих словах на лице дяди появлялась трагическая решимость, он был искренне убежден, что машинку нужно сохранить во что бы то ни стало. После этого ему обязательно везло, он возвращался, принося с собой довольно объемный пакет риса.

Если сказать, что в то время опорой нашей семьи из двенадцати человек были машинка «Зингер» и чжиге, это не будет преувеличением. Потеряй мы хоть один из столпов, исчезло бы равновесие и существование наше было бы под угрозой. Разумеется, доля тети, торговавшей овощами и зеленью, была немалой. Если мы могли вдоволь есть овощи, то только благодаря тете. Однако она никогда не хвасталась и всегда скромно говорила: «Заработок женщины издревле был небольшим». Почему тетя так говорила? Она ведь никогда не хитрила. Каждое утро она молча, словно занималась делом всей своей жизни, водрузив на голову кванчжури^[52], выходила из дома. Она никогда не возвращалась с пустыми руками. Тогда на поле, что находилось в районе Туксом, было изобилие овощей и зелени, даже если захочешь вернуться ни с чем, сделать это было трудно. Как ни странно, тетя была самой счастливой в нашей семье. Я начинала думать, что на самом деле дядя забыл о плохих днях не из-за машинки «Зингер», а благодаря тете, которая сделала все, чтобы он не думал о трудностях, а нам помогла не чувствовать вины за то, что мы ничего не приносим в семью.

2

Дядя всегда уходил на работу поздно. В последние дни он выходил из дома без чжиге. На рынке «Донам» все знали его как Пак накама^[53]. Возможно, если бы не чжиге, ему больше подходило обращение «Пак собан»^[54], но, даже если бы его называли так, я была бы рада. Теперь к нам домой иногда приходили незнакомые люди. Они просили дядю достать нужный товар или, наоборот, продать, но были те, кто просто просил оценить, сколько стоит та или иная вещь. Дядя стал заниматься этим постоянно.

Но однажды пришли люди, выглядевшие иначе, чем торговцы или продавцы краденого. У них был другой взгляд. Незнакомцев было двое, один из них был в обычном мужском костюме, другой — в военной форме. Они сказали: «Мы детективы полицейского участка Сонбок из оперативного отдела» — и добавили, что пришли к дяде, но, когда он вышел к ним, сразу его не арестовали, а увели в пустую мунганбан^[55]. Все члены семьи побледнели. Мы все помнили, что младшего дядю казнили зимой прошлого года за то, что он готовил кашу для армии северян. Мне хотелось подслушать, о чем говорили в мунганбане, но один человек караулил у входа, сидя на краю деревянного пола террасы. Прошло довольно много времени, дядя вышел из комнаты и сказал, что они хотят поговорить со мной. С самого начала, когда они мельком осматривали нас, я заметила, что взгляд, который остановился на мне, был странным, видимо, меня запомнили.

Дядя сказал мне, чтобы я рассказала все как есть о том, что он делал, оставшись в Сеуле. Когда стало ясно, что меня вызывают не из-за того, что я работала в народном комитете Хёнчжондона, я поняла, что бояться мне нечего. Я сказала, что ничего не знаю, потому что вернулась из эвакуации на юг. Этот ответ уже был заранее обговорен между членами нашей семьи, мы много раз повторяли его, но, к сожалению, я ошибалась, когда думала, что дядя знает нашу легенду.

— Почему ты лжешь? Что, жить надоело?

Детектив, с силой ударив по краю письменного стола, крепко выругался и резко встал. Видимо, то, что я сказала, не совпало со словами дяди. Детектив арестовал нас и собрался отвести в полицейский участок. Их целью был дядя, а меня взяли, чтобы давить на него.

Кто-то донес на дядю. Детектив сказал, что в доносе была информация о том, как зимой дядя хвастался на рынке, что он ходил с армией северян. Доносчик утверждал, что в последние дни дядя так рыскал по рынку, что не было никаких сомнений: дядя, как и другие агенты севера, остался на юге и стал шпионом.

— Раз пришел донос, нашим долгом было проверить, — сказал детектив, но, видимо, с самого начала донос не вызывал у них ничего, кроме раздражения.