Действительно ли была та гора?

Нам с олькхе все казалось, что кто-то позовет нас обратно, и потому мы постоянно оглядывались. Обогнув подножие горы, мы перешли перевал. Здесь олькхе, усевшись на ярко освещаемом солнцем холме и вытянув усталые ноги, начала кормить малыша грудью, а я стала рвать пастушью сумку. Она густо росла в конце борозды и на меже рисового поля. Временами в глаза бросался дикорастущий чеснок — пышный, мягкий и шелковистый, словно длинные волосы деревенской девушки. Я наслаждалась теплой солнечной погодой. Невольно вспомнилась мать. Я нарвала трав, но это не принесло мне радости, рука обессилела.

Наверное, лучше и тоньше всех нас чувствовал весеннюю энергию племянник Хёни. Совсем недавно, когда мы шли в Курончжэ, мы укрывали его детским ватным одеяльцем поверх небольшого стеганого одеяла, и он лежал спокойно, но сейчас малыш никак не хотел, чтобы его укрывали. Не было лучшего доказательства того, что пришла настоящая весна, чем здоровые щечки ребенка, который, скинув одеяло, весело размахивал ручонками и сверкающими глазками разглядывал помолодевший мир.

2

Местность Кёха была плодородным равнинным районом, где две реки сливались в одну большую реку, пополнявшуюся водами маленьких речушек. Мы медленно шагали, ступая вдоль берега реки, в которой текла ледяная вода. Странно, но то обстоятельство, что нам негде было спрятаться, если бы внезапно появился самолет, действовало на нас успокаивающе. То, что открылось нашим глазам, было похоже на удивительный мир, о котором мы почти забыли: на берегу реки женщины стирали белье, а в заболоченном месте у берега играли мальчишки, которые что-то усердно рыли. Я не знала, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз видела мальчиков, мирно играющих на улице. Это были самые обычные дети, которые, судя по всему, не были сиротами и не знали, что такое голод.

Олькхе решила отдохнуть на возвышенности, а я спустилась к запруде. Мальчики ловили крабов. Они играли с ними, а крабы, схватив друг друга клешнями, выглядели так, словно были нанизаны на веревку. С детства я питала особую любовь к блюдам из крабов. Я могла сколько угодно есть соленых крабов в соевом соусе и не меньше любила тушеных или жареных крабов. Да, я была любителем вкусного мяса краба, но панцирь причудливой формы, защищавший мясо, всегда был твердым и таил в себе опасность. Каждый раз, когда я ела краба, я восхищалась и удивлялась тем, насколько проницателен был первобытный человек, обнаруживший, что внутри этого твердого и неаппетитного на вид панциря находилось такое сладкое мясо. Крабы, с которыми играли дети, издали были похожи на мохнаторуких крабов, но когда я подошла поближе, увидела, что это не мохнаторукие и не пресноводные крабы — они были меньше мохнаторуких, но больше пресноводных. Кроме того, у них на ногах росла толстая щетина, похожая на острые колючки, отчего они выглядели намного отвратительнее, чем их сородичи. Но даже в таком виде крабы выглядели для меня аппетитно. Сейчас был не сезон ловли, но округ Пхачжу с древних времен был местностью, где появлялись на свет крабы.

Подойдя к мальчикам, я спросила, что это за краб. Они ответили, что это «кальке».

— А его можно есть? — поинтересовалась я с тревогой и надеждой в голосе.

— Кто же их ест? — рассмеялись они.

— Тогда почему вы их ловите?

— Чтобы поиграть. Да и тут их полным-полно.

— Если я его съем, я могу умереть?

— Почему сразу умереть? Мы не едим, потому что невкусно. — Они снова рассмеялись.

Конечно, эти дети выросли там, где водились настоящие крабы, им был хорошо знаком вкус их мяса. И что было особенно приятно, в глазах мальчишек совершенно не было предубеждения против незнакомого беженца.

Рядом была большая деревня. Вдали виднелись люди, идущие по дороге, видимо, полевые работники. Место, где люди в такое время могли жить мирно, было похоже на рай. Казалось, что в деревне почти нет пустых домов, но желания поискать ночлег где-то еще у меня не возникало. Мне хотелось всеми правдами и неправдами остаться там, где живут люди.

Конечно, я удивлялась не только оживленной атмосфере, в которую попала впервые за долгое время, больше всего меня поражала свобода, царившая в этой местности. Она незримо витала в воздухе и чувствовалась в каждой травинке. Казалось, что даже весна пришла сюда немного раньше.