Действительно ли была та гора?

Члены семьи, с тревогой ждавшие меня, обрадовались новости больше, чем я себе представляла. Реакция была такой же, как в старину, когда кто-то из семьи становился хотя бы канцеляристом в правительственном офисе. Когда я радовалась одна, все было нормально, но смотреть на то, с каким восторгом приняли эту новость дома, было тяжело, и я поспешно уточнила, что денег мне платить не будут. Однако члены семьи не были обескуражены этим, а сказали: пусть зарплаты нет, зато что-то появится взамен, например, раз есть распределение риса, нам может перепасть бесплатная еда. Они смотрели дальше, чем я.

На следующий день я вышла на работу в лучшем своем наряде. Поверх колышущейся на ветру юбки из крепа я надела отделанную красивой вышивкой белоснежную чжогори[56]. Ногам было тесно в туфлях, которые я купила, как только поступила в университет, и с тех пор надевала лишь пару раз, но было приятно чувствовать упругую подошву, словно я наступала на резиновый мяч. Душа радостно пела. Мой наряд соответствовал этому зданию с примыкающим к нему красивым садом. Начальник отдела по общим вопросам, увидев меня, расплылся в улыбке, говоря, что в офисе обязательно должна работать женщина. После он представил меня начальнику отдела по обороне и начальнику отдела по надзору. Каждый из них занимал по отдельной, заранее подготовленной комнате, но сотрудников пока не было видно. Несмотря на то что я изо всех сил старалась понять, работают они автономно или под управлением правительства, мне это так и не удалось.

Начальник отдела по надзору выглядел самым зловредным, что, впрочем, подходило молодежной организации, чьей главной функцией было уничтожение красных. Он разве что на боку носил не пистолет или палку, а всего лишь электрический фонарик цвета хаки. Он все время был в солнцезащитных очках, возможно, чтобы повысить свой авторитет. В совокупности с квадратной челюстью образ получался непривлекательный. Когда я впервые увидела его без солнцезащитных очков во время обеда, среди трех начальников отделов он выглядел самым поджарым и производил впечатление человека, лишенного чувства юмора.

Больше всего меня радовало то, что у меня появилась возможность бесплатно обедать. На мой взгляд, у нас не было никакой срочной работы, но все сказали, что свои семьи оставили на юге, а сами переправились через реку в качестве передового отряда. Дом, где начальники лишь ночевали и питались, стоял особняком. К обеденному часу нас всегда ждал прекрасный горячий обед с вкусными закусками, к которому кроме членов организации всегда приходили несколько детективов или полицейских из участка Сонбок. Возможно, женщина, которая так вкусно готовила нам, до начала войны тоже работала в столовой, но сейчас она, кажется, жила, питаясь только во время готовки еды для отряда обороны. Глядя на то, как она каждый раз, не желая подавать на стол одинаковые закуски, используя свое мастерство, старалась приготовить разнообразные блюда, я понимала, что стол обходится ей не дешево.

Теперь меня не заботило, откуда берутся деньги на мою еду, — все оплачивалось из бюджета организации. Но больше, чем возможность не беспокоиться об оплате и есть вкусно приготовленный обед, меня поражал незнакомый этикет. Освоив его, я стала человеком из другого общества. Теперь, когда я бывала дома, то раздражалась по малейшему поводу. На работе начинали обедать, поднимая ложки и палочки для еды лишь после того, как к еде приступал начальник. Вместо того чтобы отнимать вкусное блюдо, им угощали друг друга. За столом медленно жевали, а закончив обедать, клали ложки и палочки на край тарелки с рисом. Я начала обедать вместе со всеми после получения ID — идентификационной карточки члена отряда «Силы обороны Родины». Бесплатную еду я отрабатывала до позднего вечера. На какое-то время эта организация стала для меня вторым домом. Можно было сказать, что фактически я не устроилась на работу, а стала членом отряда «Силы обороны Родины».

И хотя на этом месте у меня не было никаких перспектив в плане зарплаты, по утрам я все равно с удовольствием выходила на работу. Неожиданно для себя я стала человеком, занимающим самое высокое положение в доме, но не потому, что возвращалась с работы лишь по вечерам, а оттого, что перестала уменьшать запасы риса. По утрам я могла тихо ускользнуть из дома, избежав завтрака, за которым каждый старался набить свой живот за счет другого, ругаясь и энергично отталкивая соседа. Из-за того что я рано уходила на работу, мой легкий завтрак подавался на отдельном столике. И каждый раз олькхе извинялась за то, что на нем не было закусок. Теперь по утрам двоюродный младший братишка, начистив до блеска мои черные туфли, с глазами, полными обожания, провожал меня до ворот. Что касается бабушки, то она с удовлетворением провожала меня загадкой: «Зарплата уходит». Она тоже ценила работу, кормившую меня одну, выше, чем дядину работу накамой или торговлю овощами, кормившую двенадцать человек.