Действительность. Том 1

Те суперкатаклизмы природы, бушующие на нашей планете миллионы лет до, так называемого «возникновения жизни», воплощали в себе некую относительную «сверх амплитудность» колебаний природного естества. Но можно ли то состояние природы определить и обозначить как отсутствие жизни? Бушующая жизнь планеты, во времена своей гиперреактивности, не позволяла расцвести «цветам тонких мета организованных структур», чья внутренняя организованность и гармония не могла существовать в этом бушующем океане. В такой атмосфере могли быть только соответствующие морфоструктурные модуляции, со своими критериями организации и гармонии. И всё дело в том, что организация и гармония как таковые, могут иметь бесконечно различные амплитуды колебаний, могут существовать в различных несопоставимых модуляциях, а значит иметь собственную жизненную форму оргахаотики. И на самом деле, гармония бушующей штормами и вулканами планеты, в сути своей, ничем не отличается от гармонии бьющегося сердца. Да, в большом шуме не рождаются тонкие переливы музыкальной флуктуации… Во время грандиозного шторма невозможно рождение тонких переливов свирели… Большой взрыв – сметает горящие костры… Но значит ли это, что большой взрыв или грандиозный шторм являют собой нечто противоположное, нечто инти, – нечто враждебное вообще «живому»? Да. Враждебное нашей сакральной организации, нашей форме бытия, нашим тонким ритмам, и всему для нас близко родственному, но никак не – «вообще живому».

Скажу больше. Тот, кто способен достаточно глубоко опуститься в колодец познания идеальности природы, поймёт, насколько сам «взрыв» как таковой, родственен нашей биологической природе, нашему сакральному естеству. Ведь как я отмечал выше, мы с вами представляем собой тот же «взрыв химических реакций», лишь сбалансированный, – лишь растянутый во времени. И только поэтому он представляется нам чем-то чужеродным «хрестоматийному взрыву», как таковому. Мы, своей субстанциональностью, своими механизмами напоминаем нечто вроде реакции в атомном реакторе, заторможенном графитовыми стержнями. – Текущий сбалансированный взрыв.

Феноменизирование одной составляющей мира, и противопоставление её другой, только потому, что эта составляющая ближе нам по своим механизмам, по морфодинамической модуляции и скоростям, есть естественная потребность нашего разума, основанная на генетической природе его архаического дуализма. Она зиждется на разделении и противопоставлении всего, что попадает в его поле зрения, и последующего определения и назначения «близкого», «родного», с обязательным определением противоположного – «чуждого», «далёкого» и «чужеродного». Основанном на необходимом для жизни делении бытия и мира на «родной», – расположенный, и «чужой», – враждебный. И критерием истины здесь, как и в любых иных исследованиях, возбуждающих и удовлетворяющих наш разум, – служит заключенная в динамической музыкальной гармонии для нашего слуха и нашего глаза, общая полифония мироздания. Ведь по большому счёту, истина, какими путями она бы нас не водила, в какие дебри не заводила, её утверждаемая схоластическая основа всегда гнездится в музыкальной орнаментике и выверенной фразировке, основополагающим принципом которой является законченность диссонансно-консонансного континуума нашего сознания. Повсеместно воплощающегося континуума, присущего нашей воли, и отраженного наиболее непосредственно в глубинной музыкальности всякой воспринимаемой и изучаемой вещи нашего бытия. Ведь музыка, есть воплощённая в звуках суть не только жизни, но и бытия действительности. И в том числе поэтому, она так завораживает нашу душу. И как сама полифония всякого музыкального произведения противопоставлена каденции, так жизнь в нашем бытии противопоставлена смерти. И как каденция – важна и необходима для музыкального произведения, так и неопровержимо важна смерть – для нашей жизни.