Действительность. Том 3

Как невозможно найти две абсолютно одинаковые песчинки в пустыне, так и невозможно найти двух мастеров, обрабатывающих одинаково «камни». Как у каждого мастера «камень» получает свою форму, олицетворяющую всю его внутреннюю динамическую органетику, так у всякого мыслителя, выстраивающего философему, своя неповторимая форма мышления, олицетворяющая его тонкую динамическую органетику и соответствующую ей, форму истинности. И как всякие оценки правильности, или неправильность «обработки камня», это вопрос конъюнктурной доминанты и устоявшихся правил и оценок, так и всякая оценка правильности и неправильности воззрения, и осмысления мира, вопрос той же доминанты, следующей за устоявшимися порядками, и сложившимися догматами.

Идеальное.

Создаваемые старыми и новыми учёными гипотезы, научные труды, философемы, трактаты и открытия, в сущности своей являются наиболее гармоничными по преимуществу, музыкальными произведениями для тончайшего и искушенного слуха синтетического рационально-идеального разумения. Он очень чутко реагирует на всякую дисгармонию, но более всего ему претит незаконченность произведения. Он требует подтверждения, доказательства, или очевидности, в зависимости от поля бытия, на котором создаётся произведение. Он требует непременно законченности. Но и сама «мелодия», имеет большое значение. Как во всяком произведении искусства, здесь должен находить своё место главный диссонанс, и главный консонанс. А между ними обязательный ряд «мелких диссонансов» и соответствующих им по такту и амплитуде, по общей гармонике и полифонии, «консонансов».

И вот к чему я всё это пишу, в такой метафорической форме. Дело в том, что наш разум подобно нашей воле способен привыкать, воспринимать и принимать любую полифонию. Как наше тело способно питаться всем чем угодно, дай ему только время для привыкания, и оно сможет утолять свой голод даже камнями, – так и наш разум, дай ему время для привыкания, и он способен будет воспринять даже самое, казалось бы, невероятное воззрение, гипотезу, или философему.

Всякая возникающая полифония воспитывает вкус. Но всякий настоящий вкус, стремиться к новой, неведомой до сих пор пище. Сверх вкус, всегда стремиться к адекватной ему, – запредельной пище. И найдя её, стремится приобщить к ней своих соплеменников. Так мир нашей осознанности постепенно может трансформироваться в совершенно невозможную ранее реальность. Вы даже представить себе не можете какими «музыкальными произведениями рационально-идеального умозрения», будет наполнен эфир будущего! Как не мог представить себе древний человек, какими стремлениями, какими метафорами и какими воззрениями будут жить люди современности.

Ах! Если бы мир в себе имел свою определённую собственную полифонию! Если бы мы могли, -если бы была хоть маленькая надежда на то, что когда-нибудь человек создаст алгоритм его истинной полифонической мелодики! Но все гипотезы, научные труды, философемы и открытия, – лишь плод нашего сознания, положенный на выложенную ранее гармонию звуков, цветов, и общей динамики. Истинность всякого открытия – есть лишь умело вплетённая в общую гармоничную полифонию существующего, парадигма воззрения, и не более того. Но этим положением ценность её не становиться меньше, и даже увеличивается. Ведь всё это наше, – плоть от плоти, – от нас, но не от мира самого по себе. И в осознании этого, все наши аффекты, = гордости, власти, силы, и т. д. возбуждаются ещё сильнее, давая импульс ко всяким новым стремлениям.

Музыка, есть чистая динамика, в ней более нет ничего, нет сущностной основы, – нет того что двигается. И этим она являет собой воплощение всей сути мира действительности, и его архаической «без сущностной основы». Она несёт в себе всю полноту действительности, её апофеоз и квинтэссенцию, суть бытия и жизни, ибо олицетворяет собой всю сакральную относительность монад действительности и бытия. Ведь что есть в своей сокровенной сути основа всякой музыки? = Диссонанс, как некое нарушение покоя, и следующее за ним зарождение некой «существенности», и последующий консонанс, восстановление абсолютной гармонии, – «убийство этой существенности». А в целом, – метафора жизни и смерти.