Действующие лица и исполнители. Повести

Петр Васильевич не слушал ее: он хватался за голову, затыкал уши, кричал… Он репетировал. Ему было некогда. Зина все пристальнее вглядывалась в фотографии и начинала ясней понимать, что происходит… Давно уже в пустом зрительном зале, где, как за столом писателя или за композиторским роялем, создаются произведения, никто не хватался за голову, не затыкал уши и не кричал.

«Если не создается новое, то и старое блекнет, - подумала Зина. - Наверное, так? Уходит творчество… Вот в чем причина. И все-таки Петрушины спектакли надо спасти! Заново репетировать… В пустом зрительном зале. С режиссером, который будет хвататься за голову…»

Зина быстро принимала решения. А приняв, начинала сразу осуществлять.

На другой же день утром она притащила Костю в кабинет Ивана Максимовича.

- Репертуар, которым мы по привычке гордимся, в аварийном состоянии, - сказала она.

Костя, подобно человеку, живущему по соседству с вулканом, в сейсмически опасном районе, привык к подземным толчкам. Поэтому он спокойно и мрачно осведомился:

- Кто тебе об этом сказал?

- Зритель.

- Ну-у, знаешь, - протянул Костя, - на всех не угодишь.

- А на этого угодить надо.

- Мальчик или девочка? - привстав, поинтересовался директор.

- Мужчина.

- Ну-у, знаешь… А мы - театр юного зрителя, - не очень уверенно, по инерции возразил Костя.

- Мы ведь восстановили три старых работы Петра Васильевича, - грустно сказал директор.

- Отремонтировали их… и показали! - поддержал Костя.

- Руками ассистентов-ремонтников?! - вытаращив на Костю глаза, воскликнула Зина. - Произведения искусства не ремонтируют. Их ре-ста-ври-ру-ют! Понял? И делать это умеют только художники.

- Николай Николаевич быть реставратором не согласится, - сказал Иван Максимович.

- Он просто не сумеет! - отрезала Зина.

- У них с Петром Васильевичем разные почерки… - задумчиво произнес директор.

- Совсем разные, - согласилась Зина.

- Значит, так… Сначала мы с вами должны решить: нужно ли вообще это делать? - медленно вступил в разговор Костя. - Вот вы, Иван Максимович, часто интересуетесь мнением юных зрителей. После спектаклей… Что они говорят?

- Говорят: «Нам очень понравилось», - с грустью ответил директор.

- И раньше они говорили: «Нам очень понравилось».

- И раньше. Но… по-другому.

- А что ты хочешь, чтобы они ответили, если их спрашивает директор театра?! - вмешалась Зина. - Интеллигентные стали.

Иван Максимович вышел из-за стола. И, ступая еще тяжелей, чем всегда, стал ходить по своему кабинету.

- Нет, - возразил он, - по их глазам всегда можно понять. И по голосу… Слова не так уж важны.

- Еще бы! Кругом афиши, люстры, фотографии и аквариумы… Билетерши в синих костюмах. Это же все действует! - Зина уставилась на Костю: - А неужели ты сам-то со сцены не чувствуешь? - Она махнула рукой. - Хотя зрители «Красной Шапочки» и «Золотого ключика» всегда в полном восторге!

- Вообще-то я обратил внимание, - с трудом раскачивался Костя, - что артисты у нас… перестали петь. Раньше приходили на репетиции задолго до срока и по дороге обязательно пели. Особенно молодые… А теперь идут тихо. Некоторые даже опаздывают. Только Анна Гавриловна приходит заранее…

- Ветераны не в счет! - сказала Зина.

- Надо было бы походить на спектакли, проверить…

- Проверить?! - Зина заметалась по кабинету. Столкнулась с Иваном Максимовичем. Он извинился… Она не села, а упала на стул, словно в полном изнеможении. - Если говорить начистоту, знаете, что мы делаем?

Иван Максимович и Костя замерли. Когда Зина собиралась говорить «начистоту», следовало ожидать самого страшного.

- Мы предаем Петрушу… Простите, Петра Васильевича! Он не может уже теперь защитить свои творения. Он доверил их нам. А мы бросили их на произвол судьбы!

- Ну, уж ты слишком… - проговорил Костя.

- Она права, - сказал Иван Максимович. - Мы можем терпеливо ждать, пока Николай Николаевич приступит к осуществлению своей заветной мечты. Но старые спектакли обязаны содержать в порядке. А?… Вы согласны?

Все актеры знали, что каждый вечер в седьмом ряду сидит молодой режиссер, который будет ставить Шекспира.

Когда люстра в зале начинала тускнеть, а занавес раскрывался (Петр Васильевич любил, чтобы в театре был занавес), Андрей, как в детстве, впивался глазами в сцену. Он внимательнее всех смотрел, громче всех хохотал и дольше всех хлопал. Он уже относился к ТЮЗу так, как относятся к близкому человеку, недостатки которого подмечают и переживают больше, чем недостатки других людей, но от этого не перестают любить и восторгаться.

Когда Андрей наконец посмотрел все спектакли, у актеров испортилось настроение: из седьмого ряда исчез самый благодарный и отзывчивый зритель.

- Какой милый молодой человек! - сказала Анна Гавриловна. - Я знала, что он не упускает ни одного моего жеста. Очень способный зритель!

Анна Гавриловна всю жизнь считала, что зрители, как и актеры, могут быть способными и неспособными.