Дейзи Джонс & The Six

Мне доводилось слышать от женщин, будто бы беременность можно почувствовать сразу. Дескать, природа даст о себе знать. Мне всегда казалось, что это какая-то чисто хипповская хрень – я-то все же не «дитя цветов»! Однако это оказалось правдой. По крайней мере, для меня. Мне было двадцать девять, и свое тело я уже хорошо знала. И я мгновенно поняла, что беременна. Меня стал охватывать неописуемый ужас. Возникнув в голове, он быстро расползался по всему телу. Помню, как я признательна тогда была Уоррену: это он постучался в номер Грэма, отчего Грэм мигом выскочил из душа и умчался к себе.

Я вздохнула с облегчением, что осталась одна. Что в такой жуткий момент мне не надо притворяться, потому что у меня возникло такое чувство, будто я… исчезла. Будто моя душа оставила тело, и я превратилась в пустую оболочку. Я простояла под душем еще бог знает сколько времени. Просто стояла под лейкой, неподвижно глядя в никуда, пока не смогла собраться с силами, чтобы выйти из ванной.

Грэм: Тебе знакомо такое: когда чувствуешь, что с любимым человеком что-то неладно, но не знаешь наверняка? И вот ты спрашиваешь, что с ним такое, а он делает вид, будто не представляет, о чем ты говоришь. И ты начинаешь сходить с ума. Просто чувствуешь, что скоро свихнешься. У тебя в самом нутре сидит ощущение, что у человека, которого ты любишь, что-то не в порядке. Но внешне у него все нормально. Внешне – как будто все как надо.

Карен: В Портленде я купила тест на беременность. Поначалу я держала это в тайне от всех. Но потом…

Я была одна у себя в номере и с ужасом смотрела, как на тесте проступают розовые – или какого они там цвета – полоски. Я долго сидела, тупо глядя на них, а потом позвонила Камилле и сказала:

– Я беременна. И не знаю, что мне делать.

Камилла: – Ты хочешь семью? – спросила я.

– Нет, – ответила она. И это «нет» прозвучало точно хрип. Точно хрип, застрявший в горле.

Карен: В трубке повисло молчание. А потом Камилла произнесла:

– Солнышко, мне очень жаль.

Грэм: Когда мы приехали в Вегас, я наконец не выдержал:

– Послушай, ты должна мне рассказать, что происходит.

Карен: И я сболтнула. Выпалила ему как есть:

– Я беременна.

Грэм: Я поначалу не знал даже, что сказать.

Карен: Довольно долго он ничего не говорил. Просто ходил туда-сюда по номеру.

– Мне этого не надо, – сказала я. – Я не хочу пройти через все это.

Грэм: Мне показалось, в ней идет какая-то внутренняя борьба.

– Только не решай ничего сгоряча, – сказал я Карен. – Дай времени пройти. Ведь у нас есть какое-то время?

Карен: Я ему ответила, что все равно не передумаю.

Грэм: И тут я сказал совсем не то, что надо. Мгновенно понял, что брякнул не то.

– Мы же можем взять пока другого клавишника, если тебя это напрягает.

Карен: На самом деле я нисколько не виню Грэма, честное слово. Он рассуждал так, как рассудили бы многие.

– Ты понимаешь, сколько сил я вложила, чтобы этого достичь? – ответила я ему. – Я не собираюсь взять и все бросить!

Грэм: Я не стал ничего говорить, но подумал, что с ее стороны это чистый эгоизм. Ставить что-либо превыше нашего ребенка!

Карен: Он все говорил: «наш ребенок», «наше дитя»…

Грэм: Я сказал ей, что не надо торопиться с решением. Это все, что я сказал.

Карен: Ребенок-то, может, и наш – а ответственность-то за него на мне!

Грэм: В таком вопросе люди частенько передумывают. Сперва кажется, что тебе этого совсем не надо, а потом понимаешь, что все же хочешь этого.

Карен: Он сказал, что я просто не понимаю, о чем говорю. И что если я не оставлю эту беременность, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Он просто ничего не понял. Меня не страшили будущие сожаления о том, что у меня не будет ребенка. Меня страшили сожаления, что он у меня будет. Я боялась принести в этот мир нежеланную жизнь. Я боялась, что все оставшиеся годы проживу, понимая, что бросила якорь не в том порту. Меня пугало то, что меня настойчиво подталкивают к тому, чего мне – я точно знаю – совсем не хочется. Но Грэм и слышать ничего не хотел.

Грэм: Разговор наш накалился, и я решительно ушел. Нам надо было обсудить ситуацию, как следует успокоившись. Все-таки о подобных вещах не разговаривают с криком.

Карен: Я вовсе не собиралась менять мнение. Меня много раз осуждали, стоило мне это сказать, но я все равно говорила и продолжаю говорить: у меня никогда не было желания стать матерью. Я никогда не хотела иметь детей.

Грэм: Я все надеялся: «Она передумает. Ее мнение изменится». Еще думал: «Мы с ней поженимся, у нас будет ребенок, и все уладится». Вскоре она сама поймет, как сильно хочет стать матерью и как много значит для нее семья.

* * *

Дейзи: После «Грэмми» мы с Билли начали опять общаться. В смысле, как-то разговаривать. Мы только что получили премию за песню, которую вместе написали, которую вместе пели, и это не могло не откликнуться у меня в душе.

Билли: Она пришла к стабильному состоянию, расслабилась. Когда рядом с ней не торчал Никколо… с ней можно было нормально разговаривать.