Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

Члены «Ада» беззастенчиво мистифицировали непосвященных в их игры товарищей, рассказами о том, что Сибирь может отделиться от России и перейти под покровительство Соединенных Штатов, или что Герцен якобы уже выслал эмиссаров в Казань, чтобы поднять татар на мятеж; что «Организация» изначально является частью мощного бакунинского Интернационала, который Михаил Александрович пока еще только пытался сколотить за границей. При этом «мортусы» планировали ограбить почту, дабы получить необходимые для своей деятельности средства, а также отравить одного из членов «Организации» (В.А. Федосеева), с тем, чтобы унаследованное им от родителей имущество пошло на дело революции. Поговорить с Федосеевым о добровольной передаче имущества в распоряжение «Организации» они почему-то не считали нужным, видимо, это было бы слишком банально, поскольку не несло в себе никакой «героики».

Вот таким образом в радикальном движении начинали вырисовываться, пока что на словах, ростки нечаевщины, вскоре за которыми последовала, как мы увидим, и уже вполне зрелая нечаевщина. Бесчеловечные дела с необычайной легкостью следуют за человеконенавистническими предложениями; это добрые и высокие свершения медлят, десятки раз перепроверяя, действительно ли к ним кто-то взывает. Пока же в действиях ишутинцев присутствовала лишь игра ума, в ходе которой отсутствие дела заменялось буйными фантазиями. Во всяком случае, они разрабатывали достаточно немыслимые планы побега Н. Серно-Соловьевича во время его пересылки из Москвы в Сибирь, а то и освобождения из сибирского далека самого Чернышевского.

Если говорить о делах реальных, то в недрах «Ада» началась активная подготовка к покушению на жизнь императора Александра II. «Мортусы» верили, что чаемого ими переворота можно добиться путем серии цареубийств. После череды насильственных смертей венценосных особ напуганное правительство, по их мнению, поневоле согласится обустроить страну на социалистических основаниях. Внешне новая Россия должна была быть построена по примеру Северо-Американских Штатов, но на иных социальных принципах. Она представлялась радикалам бессословным объединением общин и артелей, издающих собственные законы и живущих в любви и согласии. Во главе общественного управления должно было встать Народное собрание, состоявшее из депутатов, выбираемых всем населением страны сроком на один год.

Для совершения покушения на жизнь царя Ишутин вызвал в Москву своего двоюродного брата Д.В. Каракозова. Тот, еще ничего не совершив, в середине марта 1866 г. размножил в Петербурге написанную им прокламацию «Друзьям рабочим», объяснявшую цель покушения на монарха. В ней, в частности, говорилось: «Удастся мне мой замысел, я умру с мыслью, что смертью своею принес пользу дорогому моему другу русскому мужичку. А не удастся – так все же я верю, что найдутся люди, которые пойдут по моему пути. Мне не удалось – им удастся. Для них смерть моя будет примером и вдохновит их». В последнем Каракозов, к сожалению, не ошибся.

После недолгой и достаточно безалаберной подготовки он 4 апреля 1866 г. у решетки Летнего сада в Петербурге стрелял в императора, но промахнулся. Согласно официальной версии, точный выстрел Каракозову помешал сделать крестьянин Костромской губернии О.И. Комиссаров, подтолкнувший покушавшегося под локоть. С точки зрения правительственной пропаганды, подобный вариант развития событий казался необычайно привлекательным. Комиссаров представал продолжателем дела другого уроженца Костромской губернии Ивана Сусанина, спасшего в свое время от рук поляков первого царя из дома Романовых Михаила Федоровича (костромичи, видимо, умудрились взять подряд на спасение русских монархов). Да и то, что именно крестьянин предотвратил гибель Александра II от рук дворянина, звучало для власти обнадеживающе.

В верноподданническом угаре Святейший синод выступил с удивительной инициативой, предложив ежегодно 4 апреля проводить на месте покушения крестный ход в память о чудесном избавлении монарха от смертельной опасности. Тут не выдержал даже московский митрополит Филарет (Дроздов), справедливо усомнившийся, стоит ли постоянно напоминать россиянам о том, что возможно покушение подданного на жизнь царя.

Задержанный на месте преступления Каракозов вскоре дал признательные показания, и «Организация» Ишутина-Худякова была полностью разгромлена полицией. Покушение Каракозова осудили и Чернышевский, и Герцен. Последний писал в «Колоколе»: «Выстрел 4 апреля был нам не по душе. Мы ждали от него бедствия. Только у диких и дряхлых народов история пробивается убийствами…» Резкие слова Герцена многим молодым радикалам показались обидными и несправедливыми, их отношение к социалисту-эмигранту как к человеку, отставшему, склонному к либерализму, после этого оформилось окончательно и бесповоротно. Оценка же Чернышевского стала известна только его ближайшему по ссылке окружению, а потому не могла повлиять на ситуацию в революционном лагере.