Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

Любимая идея революционеров всех времен и народов о подталкивании Истории в 1820–1821 гг. оказалась вывернутой наизнанку. Создавалось впечатление, что История, казалось, сама подталкивала, торопила декабристов. Европа полыхала огнем мятежей и восстаний. «От одного конца Европы до другого, – вспоминал на следствии Пестель, – видно везде одно и то же, от Португалии до России, не исключая ни одного государства… Дух преобразований заставляет, так сказать, везде умы клокотать». Не будем забывать, что декабристы были «в родстве» не только с французским Просвещением, но и являлись людьми по большей части военными, для них европейская «подсказка» звучала особенно призывно. Волнения военных поселян в 1819 г., «Семеновская история» 1820 г. лишь довершили обращение пропагандистов в мятежников. У них появилась твердая уверенность в том, что армия «зашевелилась» и времени терять нельзя.

Резкая активизация радикалов расколола Союз благоденствия и заставила его членов то ли искать приемлемый компромисс, то ли вырабатывать условия для цивилизованного «развода». Съезд Союза состоялся в январе 1821 г. на московской квартире братьев Фонвизиных. Он проходил в тревожное время, декабристам стало известно о том, что правительство решилось разгромить их Союз. Дебаты на съезде выдались куда более напряженными и горячими, чем год назад в Петербурге. Свою роль сыграла не только угроза разгрома, но и раскол в самом движении. К этому времени в нем наметились по крайней мере три направления: сторонники немедленного выступления, приверженцы выступления в наиболее удобный момент (междуцарствие или проведение больших маневров, на которых можно было арестовать императора и его братьев), сторонники продолжения филантропической и просветительской работы с целью воспитания общественного мнения.

Хотя на съезде много говорили о том, как уйти от полицейской слежки, главным, но невысказанным было совсем другое. Чувствовалось, что все согласны с тем, что прежний Союз изжил себя. Сторонники пропаганды надеялись воспользоваться его роспуском, чтобы отсечь от движения наиболее радикальных его членов (Пестеля, С. Муравьева-Апостола на юге, Н. Муравьева, Пущина, Якушкина на севере). И. Бурцов брался, например, «привести в порядок» Тульчинскую управу на Украине. Те же, кто настаивал на подготовке вооруженного восстания, тоже желали избавиться от менее решительных коллег. Как бы то ни было, все сошлись на необходимости создания нового общества.

Были утверждены его отделения: в Петербурге, Москве, Тульчине, Смоленске. Общество должно было разделиться на членов первой ступени (руководителей) и второй (исполнителей). Цель его определялась несколько расплывчато: «ограничение самодержавия силой военного выступления». То есть непонятно, что планировалось обществом: революция или кардинальные реформы под эгидой «ограниченного самодержавия»? Главным для умеренных членов бывшего Союза благоденствия становилась изоляция Пестеля и его сторонников. Бурцов, приехав в Тульчин, объявил о роспуске Союза и надеялся после ухода оппонентов провозгласить создание нового общества. Надежды его оказались тщетными. Обстоятельства продолжали подталкивать декабристов к открытой схватке с самодержавием.

Эскизы к портретам

Павел Иванович Пестель

В ноябре 1825 г. Пестель поделился с единомышленниками по Южному обществу довольно странной идеей. Он собирался отправиться в Таганрог к Александру I и предложить ему помощь тайного общества в деле проведения в России необходимых реформ. А.Е. Розену и С.Г. Волконскому еле удалось отговорить полковника от этого неловкого шага – ведь другие декабристы могли подумать, что Пестель отправился к императору, чтобы предать товарищей. Однако неужели декабристы и впрямь могли подумать такое о Павле Ивановиче? А если да, то почему?

Пестель получил прекрасное образование: четыре года учился в Дрездене, два – в Пажеском корпусе. В формулярном списке сказано: «…особенную имел склонность к политическим наукам и много ими занимался». Действительно, в 1816–1817 гг. он прослушал курс политических наук у профессора К.Ф. Германа. Тяжелая рана в Бородинском сражении, 8 лет, проведенных в качестве адъютанта у генерала от кавалерии П.Х. Витгенштейна. Тот, кстати, дал своему подчиненному следующую характеристику: «Он на все годится: дай ему командовать армией или сделай его каким хочешь министром, он везде будет на своем месте».