– Прощайте, Иван Михайлович, и не занимайтесь больше глупостями, порочащими ваше имя!
Мне не оставалось иного выхода, кроме как покинуть дворец, с немалым облегчением. Прерывать свою только начавшуюся революционную деятельность я вовсе не собирался. Пока я лишь говорю и пишу, казнить, меня, думаю, не казнят и в ссылку не вышлют, все-таки я личность известная во всем образованном мире, максимум отправят назад в США. Если такое случится, что ж сделаешь, значит не судьба …
Общество Рылеева я не думал покидать, поделившись со всеми заговорщиками состоявшимся у меня разговором с гранд-мама. И этот мой очередной приезд, по намекам некоторых членов общества обещал стать особенным.
Встретил меня Рылеев, за последний месяц мы с ним, а ещё с Трубецким и некоторыми другими приглашенными для знакомства со мной "тайными членами" виделись очень часто, часами напролет просиживая за душевными разговорами.
Одет Рылеев сегодня был по-деловому – в тёмно – коричневый фрак, волосы гладко причёсаны и напомажены резедовой помадой.
Гостей в его квартире сегодня собралось как никогда много, и все сплошь это были принятые в общество «убежденные» (полноправные) члены. Сбившись в группки по интересам, они сидели, стояли, ходили, беседовали, подходили к столу, закусывая традиционными для Рылеева русскими блюдами, между делом, словно паровозы, дымя трубками. Были открыты форточки, но они не успевали вентилировать накуренное помещение, из-за дымной пелены с трудом просматривался потолок.
Я подходил к каждой такой группке, здоровались, раскланивались. С большинством присутствующих здесь, так или иначе, я уже успел познакомиться, с немногими незнакомцами взаимно представлялись.
После меня пришло ещё несколько человек, последним заявился князь и камер-юнкер Голицын – молодой представитель древнего и многочисленного рода.
Рылеев на правах хозяина обратился к собранию.
– Господа! Позвольте вам рекомендовать нашего знаменитого издателя, писателя и изобретателя, друга и хочу особо подчеркнуть, единомышленника, Головина Ивана Михайловича.
Когда взоры всех присутствующих скрестились на мне, я кивнул головой.
– Думаю, Иван Михайлович в особом представлении не нуждается. Смею думать, что все образованные люди в России, да наверное, во всем просвещенным мире, знакомы с его литературными трудами, а также с придуманными Иваном Михайловичем интеллектуальными развлечениями и многочисленными изобретениями. Но сегодня мы здесь собрались, чтобы решить вопрос с принятием господина Головина в наше Тайное общество. Предварительно господин Трубецкой и ваш покорный слуга уже с практически каждым из вас провели конфиденциальные беседы по данной кандидатуре. Поэтому, поставим вопрос следующим образом, есть ли из вас кто-нибудь, кто против вступления господина Головина в наше общество?
Рылеев внимательно осмотрел присутствующих. Господа будущие декабристы либо молчали, либо одобрительно покачивали головами, никто не возразил.
– Ну, что же, – слово взял Трубецкой – рябой, рыжеватый, длинноносый, но, тем не менее, лицо его в целом выглядело довольно представительно и благородно, – с сего момента Иван Михайлович вступает в наши дружные ряды, становясь полноправным членом нашей революционной организации!
– Что, ничего, нигде не надо подписывать? – удивился я простодушию этих наивных «чукотских юношей». – Давать обещание, клятву какую?
– Ничего не нужно! – авторитетно заявил Трубецкой – Раньше, в Союзе Благоденствия мы, подобно каким масонам, клялись над Евангелием и шпагою.
– А нынче просто, – влез Рылеев. – Вот хоть сейчас можете дать свое слово, что будете верным членом общества?
– Да! Даю…
– Ну, вот и решено! – поочередно мою руку пожали Рылеев с Трубецким.
Мечта придурка сбылась, подумал про себя, теперь я декабрист …
– Поздравляю, Иван Михайлович, – Рылеев первым захлопал в ладоши, и все присутствующие его поддержали громкими аплодисментами.
Со всех сторон послышалось:
– Поздравляем!
– Félicitations, mister Golovin!
Я опять принялся раскланиваться во все стороны:
– Спасибо, друзья, спасибо! Премного благодарен!
С шумом начали открывать игристое вино. Рылеев вручил мне бокал с шампанским, и прошептал на английском:
– С вас тост, мой друг.
С задумчивым видом поднял бокал повыше, привлекая к себе всеобщее внимание.
– Друзья! Соратники! Мы все здесь собравшиеся – борцы с тираническим режимом. И вот, что я вам хочу сказать. Кто борется, может проиграть, но тот, кто не борется, уже проиграл. Возможность того, что мы можем потерпеть поражение в этой борьбе, не должна мешать нам сражаться за дело, которое мы считаем справедливым. И пусть в России сильнее грянет буря! Ура!
– Уррааа!!!
Выпили, закусили, посидели за столом, начались разговоры, люди опять разбились на группы по интересам. Самая большая из них покинула столовую, собралась в центре гостиной, где тут же вспыхнули споры о двухпалатной системе, о прямых и косвенных выборах в будущий русский парламент. Вокруг царила самая настоящая анархия, о том, что такое партийная дисциплина, здесь, похоже, и не слышали. Обдумав ситуацию, я решил вмешаться.