Итак, вот он, Селенгинск, — новое место жительства, куда так стремился Торсон. Жизнь в Акше, пусть и более свободная по сравнению с жизнью его товарищей по декабрьскому восстанию 1825 года, все еще томящихся в темных и сырых казематах Петровского Завода, не принесла душевного успокоения после отбытия срока каторжных работ. Особенно он почувствовал это, когда на его руках скончался близкий друг и соузник П. В. Аврамов, также распределенный на вечное поселение в Акшу, «на самый край земли». Подавая прошение о переезде из Акши в Селенгинск на имя Николая I, Торсон совершенно не надеялся, что оно получит положительное решение. И все же в марте 1837 года такое разрешение последовало…
Константин Петрович отошел от окна и начал разбирать свои сундуки и чемоданы. Из самого большого сундука, окованного железными скобами, он вынул «Географический атлас», «Сочинение пастора Рейнбата», «Молитвенную книгу» и «Механику» на немецком языке, три акварельных портрета, бронзовое распятие на кресте черного дерева, пачку писем от родных и знакомых, связку белой бумаги, сургуч, два журнала — тетради отправленной корреспонденции, личные бумаги П. В. Аврамова, а также большое множество предметов одежды.
Чемодан из белой юфти также был забит новой и поношенной одеждой, но в нем находились и книги — «Лексикон» на французском языке, «Проповедь» на немецком языке. А вот и более приятное — книга с описанием первого русского кругосветного плавания под командованием Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева к Южному полюсу. Торсон усмехнулся: для местных селенгинских жителей он просто важный «государственный преступник», каторжник. Но если бы они прочитали эту книгу, то нашли бы в ней и его, Торсона, имя. Ведь он ходил в составе этой экспедиции морским офицером открывать неведомые земли, и один из островов близ Антарктиды, за десятки тысяч верст от берегов Селенги, поныне носит его, Торсона, имя. За эту экспедицию он даже был награжден орденом Владимира 4-й степени.
В небольшом окованном сундучке вещей было немного: столовая посуда и бритвенные принадлежности. Отдельно имелась и более крупная посуда — от кофейника и двух медных тазиков до самовара средних размеров. И наконец, привез Константин Петрович еще один небольшой ящичек со слесарными и столярными инструментами. Ими Торсон запасся не столько потому, что предстояло в скором времени построить свой собственный дом. Была у него мечта, которая неотступно преследовала его на протяжении последних лет. Торсон даже начал ее осуществление там, в Акше, но вскоре последовало милостивое разрешение на переезд в Селенгинск. Речь идет об идее создания механической молотильной машины, призванной значительно облегчить, по его мнению, тяжелый крестьянский труд по обработке зерна. Много дней и ночей провел Константин Петрович за письменным столом, советовался с таким общепризнанным среди казематских узников «механиком», как Николай Бестужев, и в конце концов осуществил свою задумку в чертеже. А незадолго до переезда из Акши он отправил сестре Екатерине в Петербург объемистый пакет с сочинением «Взгляд на изобретение и распространение машин» с просьбой посодействовать его публикации.
В хлопотах обустройства прошло несколько дней. Откуда Торсону было знать, что как раз в это время между селенгинским городничим и иркутскими властями шла оживленная переписка о его дальнейшей судьбе, а также относительно ранее отправленного и перехваченного жандармами сочинения. Обо всем этом он узнал лишь тогда, когда К. И. Скорняков в середине июня вызвал его к себе и зачитал тексты полученных инструкций.
Первая из них была особенно важна. В пространном документе четко, по пунктам, излагались требования о том, что можно и чего нельзя делать «государственному преступнику» Торсону на поселении в Селенгинске. Власти официально уведомляли, что его наличный капитал (950 рублей) должен храниться в городской управе и выдаваться частями по мере надобности. Поселенцу в обязательном порядке предписывалось заняться сельским хозяйством на 15 десятинах земли, разрешалось купить или построить новый дом, получать от казны на паек и одежду до 200 рублей в год. Однако еще больше оказалось пунктов запрещающих: не иметь огнестрельного оружия, не выезжать за пределы города Селенгинска, не заводить связей и знакомств с «преступными людьми, из Польши ссылаемыми», не осуществлять тайной переписки. Были пункты и лично К. И. Скорнякову: предоставлять для просмотра почту, по истечении каждого месяца посылать рапорты о поведении и занятиях Константина Торсона, обид и притеснений не чинить, но постоянно~ вести за ним наблюдение. В конце документа особо подчеркивалось, что хотя «преступник Торсон» в предосудительных поступках, находясь в Акше, не замечен, однако селенгинский городничий особо должен следить за тем, чтобы он не вел тайной переписки со своими товарищами по каторге, все еще находящимися в Петровском Заводе.