Декабристы в Забайкалье

С 1847 года Селенгинскую колонию «государственных преступников» неоднократно посещал новый управляющий Петровским Заводом — горный инженер и писатель О. А. Дейхман. Под влиянием И. И. Горбачевского и братьев Бестужевых он обратил серьезное внимание на тяжелое положение заводских рабочих. Дейхман любил Николая Александровича за его «высокие личные качества, благородный и стойкий характер и всеобъемлющий ум». Проводя долгие зимние вечера за откровенной беседой, Бестужев и Дейхман много говорили о тяжелом положении рабочих и крестьянства России, о неминуемой гибели царского самодержавия. Уже после смерти Николая Александровича Дейхман за гуманное отношение к политическим ссыльным был отстранен от занимаемой должности и предан суду.

Среди иностранных гостей, с которыми братья Бестужевы имели возможность пообщаться, так сказать, «по душам», были известный английский путешественник и художник Томас Уитмен Аткинсон, польский художник-революционер Л. И. Немировский и другие.

Любопытной фигурой в окружении селенгинских узников был глава ламаистского духовенства Восточной Сибири Чойван-Доржи Еши Жамцуев. По воспоминаниям Жигмыт Анаевой, «хамба был большой, тельный. Для него было сделано особое кресло. Хамбо иногда ночевал». А в очерке «Гусиное озеро» есть интересный отзыв Н. А. Бестужева о главе ламаистского духовенства: «На другой день посетил меня хамба-лама и, отобедав, чем Ног послал, пригласил всех нас к себе на праздник через два дня. Вы видели Хамбу-Ламу и знаете его личность. С тех пор он сделался еще толще и более обрюзг, так что в 42 года он едва ли не толстейший человек во всем мире, что при его росте делает его огромнейшей массой мяса и жира. Со всем тем он довольно поворотлив для своей толщины, очень проворно влезает на свой двухколесный экипаж и слезает с него. Когда он бывает у пас, то мы сажаем его за стол на два стула: один по в состоянии выдерживать такой тяжести».

Столь частые посещения усадьбы Бестужевых всевозможными гостями настораживало внимание селенгинского городничего Кузнецова. Особенно боялся он появления в Нижней деревне высших чиновников, которым поднадзорные декабристы могли пожаловаться на притеснения, чинимые местной властью. После курьезной истории о нелепом запрещении выезжать далее 15 верст от Селенгинска Бестужевы создали такое общественное мнение о городничем, что хоть на глаза не показывайся людям. Лишь один почтмейстер Каковин, такой же пьяница и ограниченная личность, остался в друзьях у Кузнецова.

Пытаясь отомстить декабристам, Кузнецов и Каковин во время очередной попойки решили осуществить план изолирования Бестужевых от внешнего мира. Во все ближайшие к Селенгинску почтовые станции был разослан строгий циркуляр следующего содержания: «Как известно сделалось местному начальству о подозрительных посещениях господ государственных преступников Бестужевых разными лицами всех сословий, что совершенно противно видам правительства, то строжайше предписывается станционным смотрителям и ямщикам не возить к упомянутым г. г. преступникам кого бы ни было».

К счастью, этот очередной нелепый приказ просуществовал недолго. Знакомый декабристам жандармский генерал Вагапуло, заехавший по возвращении из Кяхты к Бестужевым, со смехом рассказывал, как ямщик не хотел слушать его приказаний повернуть лошадей в Нижнюю деревню. Но в этот момент на почтовую станцию прибыл ревизор почтовой части Восточной Сибири Неелов и объяснил этот казус, показав генералу только что снятое со стены постоялого двора письменное предписание его подчиненного.

Генерал и ревизор приехали к братьям Бестужевым и тут же потребовали Кузнецова и Каковина. Местное начальство явилось вдрызг пьяное, едва ворочая языком и с трудом держась на ногах. В доме декабристов произошла неприятная сцена головомойки городничего и почтмейстера приехавшими чиновниками. «Гнев и буря — с одной, подлость и унижение — с другой стороны, доходившие до такой отвратительной сцены, что они оба чуть не на коленях вымаливали у нас прощение, и брат сжалился над ними и упросил начальников помиловать их», — вспоминал М. А. Бестужев.

Генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев, не сочувствовавший верноподданническому усердию Кузнецова, неоднократно пытался убрать этого тупого служаку, но Н. А. Бестужев, вероятно не без мольбы последнего, три раза ходатайствовал за Кузнецова. Однако в благодарность за прощение братья получали от селенгинского городничего новые, хотя и более осторожные пакости. Но Михаил Александрович все же сумел разделаться с ненавистным ему Кузнецовым, несмотря на заступничество брата Николая. Внимая жалобам Бестужева, Н. Н. Муравьев с треском прогнал тупого жандарма с должности селенгинского городничего, назначив на его место давнего, хотя и заочного, друга декабристов — бедного чиновника Н. В. Киренского, у отца которого жил их брат Александр, сосланный в Якутск.

Архив селенгииских узников