Декаданс

– Да, Поля, из-за нее. Она его невеста, с которой он добровольно поддерживал связь не один год, и если об одной измене она еще может не догадаться, то повторную вы точно не скроете. Тогда ты можешь очень пострадать, девочка моя! Алик, конечно, виноват перед ней больше, чем ты, но она его любит, боится потерять и поэтому вредить ему не станет. А за оскорбленное самолюбие нужно кого-то наказать, и скорее всего она выберет именно тебя, – горько сказала мать.

Слово «измена» больно кольнуло слух девушки. Она мрачно глядела перед собой и даже не сразу заметила, как Арина Юрьевна поставила перед ней чашку с горячим чаем и сахарницу.

– Я только одного не понимаю: зачем Алик сейчас на это пошел? – вдруг задумчиво сказала мать, – Нервы перед свадьбой сдали, или еще что в этом роде? Он же совсем не гуляка…

Полина пристально взглянула на Арину Юрьевну и спросила:

– То есть, ты даже не допускаешь мысли, что для него это может означать что-то серьезное?

– Да что же я могу знать, хорошая моя! Просто странная ситуация, – горестно развела та руками, – А я только не хочу, чтобы ты страдала! Одному богу ведомо, как я этого боюсь, Поленька. Ты меня прости, но я хочу спросить кое-что очень важное…

– Есть ли какая-то опасность? Ты это имела в виду? – промолвила Полина, – Нет, не волнуйся, это оказалось так больно, что мы и не довели дело до конца.

– Ну что же, так уже спокойнее. Но будь осторожна, девочка моя, – сказала мать, положив руку на плечо девушки, – Я чувствую, что все это может быть и опасно, и больно, так что лучше тебе все-таки больше не рисковать. И потом… А вдруг теперь, когда вы узнали друг друга близко, это твое чувство само себя изживет и ты спокойно пойдешь дальше, своей дорогой? Я бы этого очень хотела, Поля.

Полина всегда уважала мнение матери, но в этот раз, как и стоило ожидать, молодость и запоздалое ощущение нового вкуса жизни подавили здравый смысл. Она снова пришла к Алику вечером (Инга в это время уехала на три недели в Москву по каким-то деловым вопросам), и все было уже гораздо спокойнее и в то же время ярче. Так свидания стали повторяться почти каждый вечер.

Алик, став увереннее, вел себя очень нежно и аккуратно, одаривал ее простыми, но душевными ласками, которые увлекали Полину лучше всяких экспериментов. Теперь он уже постоянно предохранялся, без вопросов поняв, что последствия для девушки пока нежелательны. Она проникалась благодарностью даже за это, как и за моменты, когда Алик ласково и робко спрашивал, не больно ли ей и хочет ли она отдохнуть. К слову, минуты отдыха тоже были очень приятны: они ополаскивались под душем, а потом пили чай на просторном балконе, который служил и цветником, и хранилищем для старых родительских работ и прочих дорогих сердцу вещей. В жаркие летние вечера он был настоящим спасением от зноя, и Полина чувствовала, будто они остались одни вдалеке от суматошного, пахнущего бензином, камнем и асфальтом мира.

Постепенно она узнавала о приятных традициях в семье Кузнецовых, о которых прежде не было повода распространяться. Правда, когда-то Алик пригласил сокурсников на день рождения в мастерскую своего отца – она оказалась очень интересной, Олег Кузнецов-старший был от природы талантлив и универсален, и по словам сына, мог добиться многого, если бы не выпивка и разгильдяйство. Его изделия – мраморные статуэтки, причудливые композиции из металла, сказочные фигурки, вырезанные из слоновой кости, и отлитые из зеленого стекла русалки с длинными волосами, – пользовались успехом на камерных выставках и в Союзе художников, но не очень хорошо продавались.

Мать Алика в тот день принесла к праздничному столу салаты, запеченную рыбу и пышную шарлотку, и молодой человек гордо сказал, что она просто «подарочная» хранительница очага, способная не только создавать уют, но и зарабатывать на него. Игорь еще тогда, при этих словах, скептически поджал губы и даже сказал: «Да уж, у вас образцово-показательная семья творческих неадекватов».

– Завидуй молча, дружище, – отозвался на это Алик, и мутный разговор на этом завершился, не успев толком начаться.

А сейчас парень снова вспомнил об этом, показав Полине фамильный узорчатый самовар, в который переливал кипяток из чайника, древние чашки в стиле «модерн» и хрустальные розетки для варенья, которые когда-то получила его бабушка в награду за заслуги в искусстве и культуре – она была именитым художником-иллюстратором и искусствоведом.

Потом они возвращались в уголок с подушками и пледом, подолгу гладя и целуя разгоряченную кожу друг друга, обмениваясь наивными ласковыми словами и погружаясь в дрему после того, как заветная сладость разливалась по всему телу. Порой Алик просил ее остаться до утра и при пробуждении с бескрайней нежностью смотрел в ее заспанное лицо и гладил растрепавшиеся волосы.