Декамерон 2 (СИ)

Его зубы срывало с нервов, и те падали на мостовую, отплясывая в разные стороны. Рёбра ломались, прогибаясь вовнутрь. Нос вбило в череп. Левый глаз не выдержал столкновения и заплыл. Что прикрывался Чезаре, что нет — всё без толку. От очередного удара ему разбило губу. Из него кровь текла, как из пробитого бочонка — пиво.

Заведённый, Флэй и не думал останавливаться. Он бил его кулаками. Давил пятками ноги. Пинал по коленям. Джебами проходился по почкам и печени. Смазанный хук угодил Стокко в висок: не убил и не отправил в беспамятство, но на колени поставил.

Уцелевшим глазом Чезаре уставился беспомощно на Альдреда. От его былого самодовольства не осталось и следа. Где глумливая усмешка на разбитых губах? Где лукавство в потерянном взгляде? Физическая грубая сила не шла ни в какое сравнение с разрушительной магией Земли, но когда та затухала, имеют значение лишь скромные человеческие возможности.

Сам того не ведая, Стокко отнял у Альдреда больше, чем мог себе представить. Чезаре отобрал у него всякую надежду вырваться из круговорота насилия, Флэй отыскал в нём свое место — на иловом дне, в кромешной тьме. Это куда важнее, чем утрата Прощальной Розы или маломальского кинжала для самообороны.

В свою очередь Самум, решив прыгнуть выше головы, и вовсе остался ни с чем. Справедливости в мире нет и в помине, однако закономерности прослеживаются чётко.

Далеко не каждому честолюбцу суждено взобраться на самую вершину. Многие из них, как и все прочие, становятся обычным перегноем. Не столь важно, скольких они потопили, прежде чем самому испустить последний вдох.

Людские судьбы решает малейшая ошибка. Стокко погорел на своей алчности: откусил больше, чем смог проглотить. Возомнил себя кем-то большим, чем просто везунчик. За это и поплатился.

Щадить преследователя Флэй и не думал. Он продолжил его уродовать. Бил ещё и ещё. Руками, пока тот не лёг совсем. Потом принялся пинать. Снова и снова.

Бил до тех пор, пока Самум, литомант, которого боялся весь Полуостров, не перестал подавать малейшие признаки жизни.

Глава 27. Человечность

День пятый, перед закатом

Питомец почувствовал знакомый запах, вызывавший у него рези в носу. Зарычал утробно, не зная, куда и деваться от этого смрада. Не вони, но смрада тщеславия. Настроение Диворы передалось и хозяйке.

— Что такое, мой мальчик?

Тритон залип на крыше одного из домов района Медресе. Вспоминал чародея, которому принадлежал запах. Чернокнижница увидела глазами фантома одного из своих многочисленных подопечных: Самум. Он где-то близко.

Дав ему поручение, Иоланта не вмешивалась в дела литоманта, ведь своих по горло. Спросила бы с него попозже. Но раз уж она проезжала рядом, решила, что стоит нанести визит и расспросить обо всём.

В конце концов, отряд магистра Гасты не выходил с ней на связь, причем очень давно. Непростительно давно.

Недолго думая, Ио повела поводья в сторону каналов.

— Глянем, где наш дражайший друг.

Фантом впился когтями в черепицу и заревел надрывно, разворачиваясь в сторону островов. Тварь потревожила мирный сон упырей, а горожане, прячущиеся по подвалам, изрядно перепугались, перепутав её рык с драконьим.

Северные Саргузы никуда не денутся. А вот землеройка Стокко — ещё как.

Иоланта вцепилась рукой в поручень, пока Дивора доставлял её на место. С высоты городских крыш ей открывалась картина куда более подробная, чем выжившим, что ползают по улицам в попытке прожить ещё один день.

Вотчина Тиранов с началом эпохи Семи Лун изменилась до неузнаваемости. Город стал походить на настоящее поле битвы. Чернокнижницу мало интересовала Чёрная Смерть и орды заражённых. Понятное дело, священной войне её братик всячески мешал.

Упыри пожирали и тех, и других. Оттого расстановка сил постоянно менялась независимо от частоты стычек. С обеих сторон с каждым днём оставалось всё меньше тех, кто пережил мятеж в Янтарной Башне.

Проезжая над сарацинскими улицами, ведьма в красном замечала следы боестолкновений между Церковью и Культом. Сам Город от этого ровнялся с землёй.

Кто-то засаду устраивал, кто-то в неё попадал. Кому-то удавалось отбиться, кто-то погибал, не успев перегруппироваться.

То тут, то там виднелись остовы инквизиторов, их раскуроченные латы, порванные оранжевые хламиды чародеев. Чем дальше в лес, тем меньше оставалось людей, способных продолжать конфликт.

И дело не в том, сколько погибло: день за днём инквизиторы откалываются от отрядов и теряются на улицах Города, чародеи же — предают коллективную свободу ради свободы личностной.

Неудачи Культа и нерасторопность неофитов сестра Иоланта принимала на свой счёт. При таком наборе козырей чародеи давно должны были победить, но борьба застыла в мёртвой точке. Быть может, если бы её брат не устроил тут апокалипсис в миниатюре, ей не пришлось бы краснеть перед базилевсом.

Хотя время всё исправить пока есть.