Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– Эта Эмили выглядела как сука, накачанная чертовски дорогим кофе. Иисусе, кто платит пять долларов за отстойный напиток, в котором нет ни грамма проклятого алкоголя? Это безумие. Да за такую цену к чашке кофе должен прилагаться бесплатный минет!

– Эдвард, – осуждающе выдохнула она, так как моя речь привлекла внимание людей.

Я пробормотал извинения и заметил человека в нескольких шагах от нас, который смотрел в нашу сторону, поэтому я сузил глаза, одними губами произнеся: «Проблемы?» Он быстро отвернулся от меня, и я усмехнулся, возвращаясь к меню.

– Ты видишь что-нибудь, что тебе может понравиться?

– Не знаю, не знаю я, что все это за дерьмо, – сказал я. – В смысле, кое-что тут имеет итальянское название, поэтому я могу прочитать, но это ни черта не говорит о том, какое оно на вкус. Что ты обычно пьешь здесь?

– Просто черный кофе.

– Серьезно? При всех этих причудливых названиях: карамельный чай со льдом, каппу-сраное-ччино, венти, фиговое латте, ты выбираешь черный кофе?

Она кивнула, и я, усмехнувшись, взял ее руку и поцеловал. Она удивилась моему жесту, но потом улыбнулась.

– Вот та Изабелла Свон, которую я помню и люблю, та, что любит простое дерьмо.

За кассой стояла стервозного вида тетка, она спросила меня, что мы будем заказывать, и я пробормотал:

– Два обычных черных кофе.

Она просто кивнула и отбила чек, а я застонал, когда увидел сумму.

– Наверное, у меня еще есть несколько долларов, я могу заплатить за себя, – сказала Изабелла и полезла в карман.

– Даже не смей! – твердо сказал я, одаривая ее недоверчивым взглядом. – Да я, на хер, ограблю это место, но не позволю тебе заплатить за собственный кофе.

Она убрала руку, я выхватил свой бумажник и вытащил из него двадцатку.

Женщина протянула мне сдачу, настороженно глядя на меня, и я сунул десять баксов, которые она дала мне, в банку для сбора чаевых.

– Это было очень щедрые чаевые, – прокомментировала Изабелла. – Я помню, как ты был скуп на них раньше, когда мы куда-то ходили.

– А-ха, ну я как бы угрожал ограбить это заведение, поэтому посчитал, что не должен жмотничать.

– На самом деле, ты не собирался ограбить их, – сказала она уверенно.

– Нет, не собирался, – согласился я. – Ну, до тех пор, пока мне не прикажут.

Наши напитки были готовы, и, схватив их, я повел Изабеллу к столику в углу, стоявшему поодаль от всех остальных. Мы сели, я сделал глоток из своей чашки, подавился и закашлялся.

– Это дерьмо горькое, – сплюнул я, морщась.

Она тоже глотнула и пожала плечами.

– А для меня – самое то.

Я бросил столько сахара в гребаную чашку, сколько смог вместить, чтобы сделать его вкус слаще и хоть немного более терпимым, но у меня так и не возникло ни малейшего желания пить это дерьмо. Пока она пила свой кофе, мы сидели и разговаривали, а я внимательно слушал ее рассказы о жизни в Калифорнии. Она говорила о том, как ходила в школу и занималась искусством, объясняла, как стала преподавать. Она рассказала о людях, которых встретила, и друзьях, которыми обзавелась, и только после, наконец, подробно описала события, приведшие к ее побегу из штата. Она рассказала, как скиталась из города в город, чувствуя себя потерянной и испуганной, а потом услышала в новостях о смерти моего отца и решила, что пришло время поехать в Чикаго.

– Знаешь, это был не первый раз, когда я хотела приехать. Когда жила в Сиэттле с Джаспером, я был очень расстроена и как-то раз посреди ночи выбежала из квартиры и взяла такси до аэропорта, – сказала она, невесело смеясь. – Я была сильно не в себе, не спала какое-то время. Забыла взять деньги на билет и распсиховалась, когда ко мне подошли сотрудники безопасности. Полиции пришлось вызвать Джаспера, чтобы забрал меня.

– Это было опасно, Белла, – сказал я, злясь на то, что ни один гад не сказал мне об этом. – Они могли арестовать тебя за подозрительное поведение. Службе безопасности аэропорта все по фиг. После одиннадцатого сентября. Все парятся из-за терроризма.

– Я точно не выгляжу как террорист, Эдвард.

– Ну и я тоже, но внешность не имеет никакого гребаного значения.

– Но ты и не террорист, – упрямилась она. – Так что это доказывает мою точку зрения.

– Нет, не доказывает, – возразил я. – Это ни хрена не доказывает. Я терроризирую людей.

– Это не то же самое, – сказала она, и раздражение мелькнуло на ее лице. – Ты слишком жесток к себе.

– Нет, просто ты излишне снисходительна ко мне, Белла, – буркнул я, качая головой. – Ты, б…ь, даже не знаешь…

– Так расскажи мне, – произнесла она серьезно.

– Я не могу.

– Ты ничего не можешь мне рассказать? – спросила она. – Или просто не хочешь говорить, потому что не хочешь, чтобы я знала.

– Потому что ты не хочешь это знать, Белла, – ответил я. – Поверь мне.

– Я стану доверять тебе, когда ты начнешь доверять мне, – сказала она. – А я говорю, что хочу знать.

Я сухо засмеялся, рассерженный неожиданным поворотом в разговоре.

– Нет, не хочешь.

– Так ты собираешься принимать решения за меня? – скептически спросила она. – То есть, после всего, что случилось, ты не можешь просто позволить мне самой решать за себя?

– Нет, но я…