Сказать, что я волновалась, это ничего не сказать: я вся вспотела под одеждами, в голове стучала кровь, к тому же меня стало мутить.
«Дура беременная, что ты делаешь? Пошла к главному боссу, никому ничего не сказав, никого не предупредив!»
Мы быстро пересекли просторный зал, залитый дневным светом, и прошли через следующую дверь в коридор. Все, что я видела, это белые каменные стены; мне ужасно был неприятен странный запах, витающий в воздухе, который я не могла определить, и нервировали резкие звуки наших шагов, резкие и отчетливые из-за стоящей тишины.
В одном месте я не заметила подъем и споткнулась. Руки я успела выставить вперед, но это не спасло от травм: коленями я сильно ударилась о ступеньки. Прислужники вздохнули, подняли меня, взяли с обеих сторон под руки и так и повели дальше, чтобы я больше не спотыкалась. О том, что разбила коленки до крови, я говорить не стала, чтобы не задерживать мужчин. К тому же у них могли быть заскоки из-за крови в храме. Идти было больно, но эта боль меня немного отрезвила, я стала размышлять яснее.
Мы спускались и спускались, шли и шли… Я осознавала, что мы уже под землей, и недоумевала, откуда же тогда вокруг столько света, причем света яркого, не дневного, неживого. О, этот свет… я ведь помню его, очень смутно, но помню. Видимо, отложилось что-то в памяти после того «благословения похотью».
Мы остановились. Один из прислужников пошел вперед… Я разобрала его тихий голос и еще один голос, отвечающий ему.
Он говорит с ней, с Великой матерью! Мы дошли! Как жаль, что я ничего не могу разобрать вокруг, кроме яркого света. Очередная волна дурноты накатила на меня. Как же не вовремя! Именно сейчас я должна быть сильнее и собраннее, чем когда бы то ни было.
Прислужник вернулся и кивнул тому, что оставался со мной. Они велели славить богов за такую встречу и быть почтительной, затем быстро поправили мое мудреное конспиративное одеяние, чтобы я выглядела не такой помятой, еще раз предупредили о том, что это великая честь и бла-бла-бла, и оставили меня в этом свете одну. Мои расшибленные колени задрожали.
— Не бойся, дитя, — услышала я бархатный голос, — подойди.
Я пошла вперед.
Глава 27
Она оказалась высокой,
как Зен или Флана, и была облачена в белое простое одеяние, без аксессуаров и украшательств – ни пояса, ни золотой вышивки. Волосы прикрывал белый же платок, лицо было скрыто под вуалью. Я забыла, как дышать, разглядывая ее, но, в общем, глазу не за что было зацепиться, кроме белого цвета. Из того, что увидела, я могла сделать лишь один вывод: женщина высокая и статная.Что надо делать при встрече с Великой матерью? Поклониться? Я поклонилась, и почувствовала, как ткань платья прилипла к крови на коленке.
— Кровь? — заметила Верховная мэза.
— Упала, пока шла к вам.
— Покажи.
Я задумалась на секунду и приподняла платье, открывая колени. Выглядело это совсем не так страшно, как ощущалось. Великая матерь тоже так решила.
— Пустяки, — проговорила она, и, как мне показалось, улыбнулась. — Открой лицо, дитя.
«Если я открою лицо, она меня узнает и, возможно, сразу позовет прислужников. Мне этого не надо. А вот что надо – это увидеть ее глаза».
Я сделала вид, что собираюсь открыть свое лицо, затем резко шагнула к Великой матери и откинула вуаль с ее лица. Меня интересовали только глаза; они оказались темно-карими. Я попробовала войти в ее сознание, но не смогла. Тогда я попробовала еще раз, и снова не вышло.
Черт!
Я застыла на месте и стала таращиться на Великую матерь; теперь уже мой взгляд панически бегал по всему ее лицу, отмечая, что лицо это принадлежит женщине лет сорока пяти и что черты его заурядны, даже безлики. Ни одного намека на исключительность, особенность, необычность…
Я еще раз предприняла попытку войти в ее разум и снова неудачно.
От стресса и усилий меня бросало то жар, то в холодный пот, виски словно сжимало обручем. Я была слабее обычного из-за того что потратила силы на управление Ситарой и потому что была беременна. Но, может, все-таки получится на четвертый раз?
Не получилось.
— Опасная забава – ведунство, — произнесла Великая матерь задумчиво. — В него легко заиграться. Ты ведь самой себе вредишь, свои же силы черпаешь.
— Это мое единственное оружие.
— Зачем тебе оружие? Разве тебе угрожает опасность?
— Это вы мне ответьте…
— Ты в безопасности, — уверила Великая матерь. — Как и любая другая женщина, оказавшаяся в Мэзаве.
Из меня вырвался нервный смешок, который перерос в истерический смех. Мне совсем, абсолютно не было смешно, это была непредсказуемая реакция, и я не могла ее остановить. Меня затрясло.
— Тише, тише… — прошептала Великая матерь, и сделала то, от чего меня в самом деле перестало трясти – обняла. Ощутив ее руки на себе, я замолкла, и это тоже была непроизвольная реакция. — Ничего не бойся.
«Не бойся»? Легко ей говорить… Я стала делать серию глубоких вдохов-выдохов, пытаясь успокоиться. Где-то на десятом выдохе мне стало легче, и я перестала трястись.