Декоративка

Треден был чем-то неуловимо похож на Кирила, и это меня располагало к нему. Может, я просто чувствовала, что он хорошо ко мне настроен, и поэтому не боялась его, не ждала каверзы или жестокости. А вот Зена я боялась по-прежнему, и порой, ощущая его взгляд на себе, холодела. Он так и не рассказал, что я столкнула его с обрыва, и интересовался только, не ищут ли тех мэнчи, которых они убили тогда. Треден говорил, что хорошо спрятал тела, и что никто не искал этих мэнчи, а если и беспокоились их пропажей, то винили гуи, которые любят полакомиться человечиной. Так и закончилось то наше злоключение — словно ничего и не было.

Мой первый месяц в качестве декоративки подходил к концу.

Глава 11

— Собирайтесь, — сказал как-то утром Треден, после того как мы разделались с немудреным завтраком.

Я тяжело вздохнула и опустила взгляд. Вот и подошел к концу мой «отпуск» в этом доме… Придется вернуться в город, к распорядителю Гадо, снова готовиться к торгам и гадать, какой мэнчи на этот раз меня получит.

— Ирина, одевайся, да потеплее! И возьми еще чистую одежду с собой.

Я поднялась из-за стола и пошла в угол, за занавеску. Пока я складывала одежду за ней, Треден помогал одеться Зену; при этом они тихо что-то обсуждали. Приготовив себе чистую мужскую рубашку, платье примитивного кроя из примитивного материала, и обмотавшись шалью, я натянула тулуп, поправила платок и вышла из-за занавески.

Зен уже был одет и сидел на лавке; Треден торопливо укладывал в сумку вещи. Надев верхнюю одежду, бородач накинул ремень сумки на плечо, подошел к Зену и помог ему подняться.

Млад уже был готов к прогулке и стоял у двери; я не осмелилась подойти близко к волку. За все это время мы с ним так и не подружились и относились друг к другу с настороженностью. Когда мне не спалось ночью, я замечала волка у самой занавески — зверюга сидел и смотрел на меня своими глазами-фонарями, всем своим видом говоря: «Я слежу за тобой».

— Чего замерла? — спросил Треден. — Отворяй дверь.

Я обошла волка, открыла с усилием тяжелую скрипучую дверь и вышла.

День ослепил меня; погода в этот день стояла тихая, ясная. Морозец уплотнил высокое и плотное покрывало снега, так что он затвердел и блестел на свету, словно на нем рассыпали тысячи крошечных бриллиантов. Притерпевшись к яркости дня, я, прищурившись, взглянула на небо — оно было чистейшей лазурью.

Млад прошел мимо, небрежно толкнув меня.

Я оглянулась на мэнчи. Зен с наслаждением вдыхал болезненно холодный воздух, а Треден с умилением на него смотрел. Мне давно уже стало ясно, что эти двое не просто друзья: бородач относится к желтоглазому, как к сыну, племяннику или воспитаннику. Возможно, Зен и есть его сын или племянник: я не спрашивала, да и не интересно мне это.

Они постояли немного, и пошли неторопливо вперед; я последовала за ними в некотором отдалении, чтобы самой не протаптывать дорогу по снегу. У Тредена ноги сильные, большие — пусть ведет нас… Млад вернулся к нам; волчище тоже понял, что лучше следовать уже по проторенной тропинке, а не тонуть в снегу.

Мы прошли совсем немного, а я уже утомилась. После стольких дней, проведенных взаперти, прогулка была для меня и нагрузкой, и недолгой радостью — приятно было смотреть на зимнюю красоту. Иная красота-то мне теперь недоступна…

Чем дальше мы отходили от жилища Тредена, чем мрачнее я становилась. Каково нам будет сегодня вечером, вдвоем, и как мы переживем еще два дня вместе? У Тредена мы не разговаривали и относились другу к другу, как к предметам мебели. Как ни старался бородач примирить нас, вовлечь в общую беседу, ничего у него не получалось: мы не хотели примирения и избегали даже лишний раз взглянуть друг на друга.

— Чего такая хмурая, Иринка? — спросил Треден, оглянувшись на меня.

Сердце кольнуло острой иглой боли, и я остановилась. «Иринка»… Так меня дома называли… мама, бабушка… отец, пока не ушел в другую семью… а Сашка любил называть меня «Иришкой», «Ириской»… В памяти зазвучали голоса тех, кто любил, ценил, защищал и берег меня в той, прошлой жизни…

— Почему ты назвал меня так? — жестко спросила я, заставляя эмоции схлынуть, а воспоминания — замолкнуть.

— А чего? Хорошо звучит — Иринка… Скажи, Зен?

Зен промолчал.

— Я для тебя Ирина, Треден. Не Иринка, — отчеканила я ледяным под стать погоде тоном.

— Раз не нравится, не буду больше тебя так называть, — с легкой обидой произнес Треден.

— Да, не нравится.

— А что тебе нравится? Чем жила раньше? — заинтересовался вдруг мэнчи, продолжив двигаться вперед. — Так и не рассказала о себе ничего. Скоро уж расставаться, а я о тебе знаю только, что ты ничегошеньки не умеешь, кроме как ругаться и глаза щурить.

Я нахмурилась и по привычке снова прищурилась.

Треден рассмеялся:

— Вот-вот, снова щуришься!

— Я плохо вижу, вот и щурюсь!

— Но ты хотя бы что-то видишь, а это уже хорошо. Не совсем слепая. Боги тебя пощадили. Слышишь их?

— Нет.

— А я слышу.