Декорации

– Да. Понимаете, когда я отправилась в ЦРТ с целью уже напрямую задать вопросы, касаемые спасения моей Кристины, то мне ответили холодно и отчужденно, просто пересказав официальную версию. Сказать, как ужасно складывается ситуация – не сказать ничего. Казалось, остается лишь ждать… а это самое худшее, что может случиться с родителем – ждать! Но, что же мы можем, верно? Я-то никто, обычный врач, обычная мама, мало разве нас таких, конечно же нет. Я прекрасно понимаю, что случившееся – не прецедент. Множество людей во всем мире настигла не лучшая участь, и всегда есть тот, кто будет скорбеть, ища виновных и ненавидя судьбу. Далеко идти не надо, прямо через дорогу меня ждут пациенты, многим из которых очень не повезло. И будь я, пожалуй, все же чуть менее ответственна, то бросила бы их, ослепленная горечью, оставила бы все ради поисков моей девочки, а то и попросту стала бы раскачивать лодку, как говорится. Кто-нибудь обязательно сделал бы так, но я не могу. Пока у меня есть силы, я помогаю тем, кому могу, ведь гнев ничего хорошего не сделает, а это самое важное – даже в худшие времени, страшные времена оставаться верным своим идеалам. Поэтому я не могу сделать ничего с тем, что у меня есть. А вот вы можете.

София медленно провела рукой по столу и передала карту памяти Ильзе, оглядевшись преждевременно вокруг. Ильза машинально убрала ее в карман штанов, так же осматриваясь по сторонам. Все произошло быстро, но, казалось, будто бы нечто очень важное. Внезапно, София изменилась в лице – слезы, так долго сдерживаемые ею, хлынули из глаз, она едва слышно всхлипнула, но потом быстро спохватилась и вытерла лицо рукавом халата.

– Я могу вас цитировать? – Аккуратно спросила Ильза.

– Знаете, Ильза, я на распутье сейчас, – смятение читалось невооружённым взглядом, – возможно, мне и хочется сделать… – София старалась подбирать слова, – личный вклад, но, я вот думаю, какую пользу может принести врач больше – работая в больнице, помогая нуждающимся или, пытаясь создать шум в прессе ради дочери, наплевать на других?

Ильза смиренно смотрела на Софию, с интересом следя за ее рассуждениями.

– Каждый раз, когда встает некий вопрос, я спрашиваю себя, а что бы сделала Кристина?

Не успела Ильза что-либо сказать, как София встала и ушла, лишь одарив журналистку смиренным взглядом, в котором читалась уверенность в принятом ею решении. Ильза осталась одна, в окружении не замечающих ее людей. Убедившись в отсутствии как лишних глаз, так и подозрительного внимания в ее адрес, она подключила карту памяти к планшету, и стоило лишь нажать на пару сенсорных кнопок для прочтения содержимого, как ей на коммуникатор поступил вызов. Около минуты она слушала сигнал входящего вызова скрытого номера, что было не простым проявлением страха или осторожности, а именно проверка на прочность. Не многие готовы так долго ждать ответа, когда можно просто отправить сообщение, используя простые теги, как причину звонка. Но сигнал все шел. Ильза встала с места, осмотрелась вокруг еще раз, и, не имея, в целом, причин ожидать попытки властей взять ее под контроль, и не ожидая вмешательства третьих лиц в ее работу, она все равно чувствовала тревогу. Возможно, ее неоднозначная реакция на звонок – это проявление профессионального чутья, привязывающего полученную флешку к чему-то большему, нежели домыслы или предположения.

Настороженно выйдя на улицу, огибая идущих по собственным траекториям людей, она встала примерно между больницей и кафе, наблюдая вокруг оживленную картину, в которой она, Ильза, казалась никем не замеченной, а, следовательно, находится в безопасности. Во всяком случае, так она убеждала себя, и смогла, наконец, взять себя в руки и ответить на надоевший звонок, ритмичный сигнал которого уже успел надоесть. В одно мгновение все напряжение и проработка возможных сценариев оказались неликвидными, ведь знакомый голос четко и ясно потребовал объяснения о задержке ответа, оправдывая исходящий звонок с закрытого номера тем, что на почту Ильзе пришло письмо, которое может послужить серьезным рычагом к обвинению ЦРТ и власти в халатности и пренебрежении жизнями. Не вдаваясь в подробности, Ильза тотчас отправилась в свой офис.

Меньше часа занял путь до офиса ее газеты, которая выпускает бумажные издания лишь в ограниченных тиражах и в определенных местах ради ценителей классической подачи информации. Ведь если бумага окроплена чернилами, то изменению не подлежит, а храниться она может крайне долго в то время, как редактирование электронного текста – это вопрос пары минут. Разумеется, работала она не только ради бумаги, ее статьи во всемирной сети обладали особым местом в жизни всех и каждого. Для одних она писала крайне провокационные статьи на самые актуальные темы, для других – было целым испытанием выдерживать ее критику и придумывать ответы на поднимаемые ею вопросы. Работала она, конечно же, не одна, и вот сейчас ее редактор, которая была практически ее правой рукой, сидела за своим столом в их общем кабинете.