Декстер во тьме

Почувствовал, что слегка покачиваюсь, услышал, как Дебора произнесла мое имя, а потом зазвучала музыка, негромко, но настойчиво, словно звучала всегда и просто ждала момента, когда я услышу только ее, не отвлекаясь ни на что на свете. Я сосредоточился на грохоте барабанов и понял, что он обращается ко мне и обращался все это время, но теперь более настойчиво, доводя до высшей точки экстаза и требуя, чтобы я шел, следовал за ним, не сомневаясь. Вперед за музыкой.

И я вспомнил, как радовался тому, что время наконец пришло. Дебора и Рита что-то говорили мне, но ничего в их словах не казалось мне ужасно важным, не тогда, когда музыка зовет и обещает абсолютное счастье. Так что я улыбнулся женщинам и, по-моему, даже сказал: «Прошу меня извинить», — а затем вышел из кабинета, не обращая внимания на их озадаченные лица. Я покинул здание и направился к дальнему концу парковки, откуда неслась музыка.

Там меня ждала машина, от этого мне стало еще лучше, и я поспешил к ней, стараясь ступать в такт потоку прекрасной музыки, а когда я подошел к машине, открылась задняя дверца, и дальше я ничего не помню.

Глава 38

Никогда я не был так счастлив.

Радость обрушилась на меня кометой, огромной и тяжелой, падающей с темного неба и летящей ко мне с непостижимой скоростью, чтобы поглотить меня и унести в безграничную вселенную восторга и всезнающего единства, любви и понимания… Блаженство во мне и вокруг меня навсегда.

И меня кружило по лишенному дорог ночному небу в теплом, слепящем одеяле ликующей любви, покачивая в колыбели бесконечной радости, радости, радости. И я кругами уходил все выше и все быстрее, все больше и больше наполняясь всевозможным счастьем, как вдруг прокатился громкий хлопающий звук, я открыл глаза и оказался на очень жестком бетонном полу в маленькой темной комнате без окон, не понимая, где я и как сюда попал. Над дверью горела слабенькая лампочка, а я лежал на полу в ее тусклом свете.

Счастье исчезло бесследно, и ничто не пробивалось ему на смену, если не считать понимания, что, куда бы я ни попал, ни у кого и в мыслях нет вернуть мне мое счастье, мою свободу. И хотя в комнатке не было бычьих голов, керамических или каких-либо других, и не лежали стопками на полу древние арамейские журналы, все это легко было добавить в воображении. Я последовал за музыкой, испытал восторг и потерял контроль над собой. А это означало, что очень высоки шансы на то, что я у Молоха, хоть реального, хоть мифического.

И все же лучше не воспринимать всякую всячину как должное. Возможно, я во сне пробрался в какую-то кладовку, и, чтобы выйти из нее, достаточно повернуть ручку двери. С некоторым трудом я поднялся на ноги: меня шатало и слегка покачивало. Каким бы образом я тут ни оказался, свою роль в этом, судя по всему, сыграл наркотик. Некоторое время я стоял, всеми силами стараясь усмирить раскачивающуюся комнатку, и после несколько глубоких вдохов и выдохов мне это удалось. Я сделал шаг в сторону и коснулся стены: очень прочные бетонные блоки. Дверь на ощупь казалась такой же толстой и была надежно заперта, она даже не дрогнула, когда я попытался высадить ее плечом. Я обошел комнатку, она и в самом деле была не больше вместительной кладовки. В центре в полу имелся слив — единственная обстановка, которую я обнаружил. Это не воодушевляло, поскольку значило, что либо мне следовало использовать слив для личных нужд, либо не предполагается держать меня тут настолько долго, чтобы мне понадобился туалет. Если так, то мне трудно было поверить, что ранний выход отсюда окажется благом.

Какие бы планы в отношении меня ни строились, я ничего не мог с этим поделать. Я читал «Графа Монте-Кристо» и «Пленника Зенды», поэтому знал: если удастся раздобыть что-то вроде ложки или пряжки от ремня, то можно прорыть ход на волю лет так через пятнадцать. Увы, похитители, кем бы они ни были, легкомысленно не снабдили меня ложкой, а заодно, очевидно, реквизировали мой ремень с пряжкой. Это уже многое говорило о них. Они очень осторожны и внимательны, что, видимо, свидетельствует об опыте, и у них отсутствует всякое представление о приличиях, раз уж их ни в малейшей степени не трогало, что мои брюки без ремня могут свалиться. Впрочем, у меня все еще не было понятия, кто они такие и что им от меня надо.

Ничто из этого к добрым вестям не относилось.

И ничто не содержало никакой подсказки, что мне с этим делать. Оставалось только сидеть на холодном бетонном полу и ждать.

Что я и сделал.

Размышления считаются полезными для души. На протяжении всей истории люди старались обрести тишину, покой и время, которое можно было бы целиком посвятить себе и своим размышлениям, ни на что не отвлекаясь. И вот тут у меня все это было: тишина и покой без всяких отвлечений, но мне тем не менее было весьма трудно, как говорится, откинуться на спинку стула в своей уютной бетонной комнатке, предаться размышлениям и порадовать душу этим занятием.