Декстер во тьме

Я смотрел, как она уезжает, и, когда задние огни пропали за поворотом, вдруг вспомнил, как надо дышать. Воспользовался внове обретенным знанием, к великому для себя благу. Как только я восстановил содержание кислорода в организме и вновь оправился, то сразу почувствовал, до чего глупо себя веду. Что, в конце концов, на самом деле произошло? Какая-то машина, по-видимости, преследовала меня. Потом уехала. Существует миллион причин, отчего она могла выбрать тот же путь, что и я, и все они вполне сводятся к одному слову: совпадение. А после, пока Трясущийся Декстер исходил по́том на сиденье, что большая гадкая машина сделала? Проехала мимо. Она не остановилась ни поглазеть, ни порычать, ни ручную гранату швырнуть. Просто проехала и оставила меня в луже собственного вздорного страха.

В окошко машины постучали, и я, дернувшись, ударился головой о потолок салона.

Повернулся посмотреть. Усатый мужчина средних лет с лицом, изрытым шрамами от угрей, склонился и смотрел на меня. До этого я его не замечал: еще одно свидетельство моего одиночества и беззащитности.

Я опустил стекло.

— Могу я вам чем-то помочь? — спросил мужчина.

— Нет, спасибо, — ответил я, несколько удивленный его предложением: что за помощь мог он предложить?

Мужчина не стал держать меня в неведении.

— Вы на моей дорожке стоите, — сказал он.

— А-а-а, — протянул я, и до меня дошло: наверное, стою, что требовало какого-то объяснения. — Я Винни искал.

Не блеск, но в данных обстоятельствах сойдет.

— Вам не то место указали. — В голосе мужчины звучало не очень-то доброе торжество, что снова почти ободрило меня.

— Извините, — произнес я, поднял стекло и сдал задом с дорожки.

А мужчина стоял и смотрел, как я уезжаю, видимо желая убедиться, что я внезапно не выскочу и не наброшусь на него с мачете. Совсем скоро я вновь ввергся в кровожадный хаос шоссе номер 1. И когда обычная жестокость дорожного движения окутала меня своим теплым одеялом, я почувствовал, как понемногу вновь погружаюсь в самого себя. Снова дома, за рушащимися стенами Замка Декстера, с пустующим подземельем и всякой всячиной.

Никогда не чувствовал себя таким глупцом… Это должно бы означать, что я чувствовал такое сближение с подлинным человеком, какое только мог себе позволить. О чем я думал? Правду говоря, вовсе ни о чем не думал, попросту реагировал на причудливые дерганья паники. Все это было бы чересчур нелепо, явно по-людски и смехотворно, если бы я был подлинным человеком и умел по-настоящему смеяться. Я же, по крайней мере, был доподлинно нелеп.

Последние несколько миль я вел машину, подыскивая себе оскорбительные выражения за то, что повел себя как сущий рохля и мямля, и к тому времени, когда подъехал к дому Риты, уже насквозь пропитался собственными оскорблениями, отчего чувствовал себя намного лучше. Из машины я вышел с очень близким подобием улыбки на лице, которую породила радость от истинной глубины Декстера-Болвана. Но стоило мне сделать первый шаг от машины, наполовину повернув голову к входной двери, мимо медленно проехала машина.

Белый «авалон», конечно же.

Если на свете существует так называемая справедливость, то значит наступило время испытать ее действие на собственной шкуре. Много раз я с удовольствием смотрел на какого-нибудь бедолагу, стоявшего с разинутым ртом, совершенно обездвиженного удивлением и страхом, а вот теперь в той же глупой позе застыл и Декстер. Словно примерзший к месту, не в силах пошевелиться, чтобы хоть слюни вытереть, я таращился на медленно проезжающую машину, а в голове трепетала одна-единственная мысль: должно быть, очень, очень глупо я выгляжу со стороны.

Естественно, я выглядел бы куда более глупо, если бы сидевший в белой машине сделал еще что-нибудь, кроме того, что медленно проехал мимо, но тем многим людям, кто знал и любил меня, по крайней мере двоим, включая меня самого, повезло: машина проехала мимо. На миг мне показалось, что я разглядел лицо, смотревшее на меня с водительского места. И тут он поддал газу, слегка подвернул, выезжая на середину улицы, так что на мгновение сверкнул блик на серебристой бычьей голове эмблемы «тойоты», и машина скрылась из виду.

Я не смог придумать ничего лучше, чем закрыть наконец-то рот, почесать в затылке и поплестись в дом.

Раздался негромкий, но гулкий и очень мощный барабанный бой, и нахлынула радость, рожденная облегчением и предвкушением того, что должно произойти. А затем зазвучали трубы, и это было уже близко, всего несколько мгновений до того, когда оно придет, а затем все начнется и опять случится наконец, а пока радость возносилась мелодией, которая росла и росла, пока, казалось, не зазвучала отовсюду. Я чувствовал, как ноги несут меня туда, где голоса обещали блаженство, наполняли все той предстоящей радостью, тем всеохватывающим удовлетворением, что вздымает в нас восторг…