Читаем Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков полностью

Свидригайлов в черновиках значится под именем А-ва. Это фамилия одного из каторжан Омского острога Аристова. В «Записках из Мертвого дома» Достоевский писал о нем, что «никогда еще в жизни… не встречал такого полного нравственного падения, такого решительного разврата и такой наглой низости… <…> Это было чудовище, нравственный Квазимодо. Прибавьте к тому, что он был хитер и умен, красив собой, несколько даже образован, имел способности». Идя от этого характера, Достоевский усложнил образ своего литературного героя по сравнению с реальным прототипом, наделив его, наряду с жестокостью и сластолюбием, способностью совершать неожиданные великодушные поступки.

В Разумихине исследователи склонны видеть черты Рахметова, героя романа Чернышевского «Что делать?», наделенного необыкновенной физической силой и приучившего себя к суровому спартанскому образу жизни. В. Кирпотин обнаружил, что в черновиках романа Достоевский в одном месте вместо «Разумихин» даже написал «Рахметов». По мнению исследователя, эта описка не случайная: «Создавая образ Разумихина, Достоевский помнил о Рахметове из «Что делать?» Чернышевского. По авторскому замыслу Разумихин должен был явиться тем спасительным героем, каким в «Что делать?» выступает Рахметов. Разумихин, как и Рахметов, тип современного русского «Богатыря», что-то вроде нереволюционного Никитушки Ломова».

В идеологическом плане Разумихин близок самому писателю. В своих рассуждениях герой опирается на теорию «почвенничества», которой придерживался сам Достоевский. Разумихин выступает против разрушительных революционных западных влияний и оторванных от жизни рационалистических западных утопий. Он защищает значение «почвы», то есть народного духа и народных начал, связанных с христианскими идеалами. Разумихинская критика «теории среды», объясняющей человека только через воздействие социальных условий, его возражения фурьеристам и материалистам с их приматом теории над жизнью, его раздражение по поводу «заемных» западных идей, чуждых России и русскому человеку, – все это непосредственно перекликается с публицистическими и полемическими статьями самого Достоевского.

Неоднократно отмечались определенные параллели между жизнью писателя и биографией Раскольникова. Это касается не только каторжных эпизодов жизни героя романа. Трагический сон Раскольникова об избиении загнанной лошади восходит к детским воспоминаниям писателя. Это зафиксировано самим Достоевским в его черновых набросках к роману: «…как одна загнанная лошадь, которую я видел в детстве» (в «Дневнике писателя за 1876 г.» Достоевский подробно описал этот случай). Эпизод с подаянием на Николаевском мосту, когда Раскольникову, приняв его за нищего, дочь пожилой купчихи вручила двугривенный «Христа ради», навеян каторжными воспоминаниями писателя – он писал об аналогичном случае, происшедшем с ним, в «Записках из Мертвого дома» (ч. I, гл. I).

Смысл имен героев

У Достоевского нет случайных имен и фамилий. Все имена, отчества, фамилии его героев тщательно продуманы, имеют глубинный смысл.

Фамилия главного героя романа, страстного и фанатичного в отстаивании своей «идеи», по наблюдению С. Белова, «в определенной мере ассоциировались с расколом, т. е. с определенной стороной исторического самосознания русских народных масс». Раскол (старообрядчество) как течение внутри Русской православной церкви возник в середине XVII века в связи с неприятием части верующих реформ патриарха Никона 1653–1656 годов. В своем отстаивании «древлего благочестия», «истинной» веры, старообрядцы всегда отличались упорством, доходящим по одержимости. В таком историческом контексте фамилия Раскольникова получала дополнительное толкование. М. Альтман, посвятивший целую статью фамилии Раскольникова, писал: «Петра Великого Достоевский считал первым русским нигилистом, и от Петра же, считал он, находится русская церковь в параличе. Реформы

Петра привели к нигилизму в интеллигенции и к расколу в народе. В аспекте этих «двух расколов» приобретает исключительное значение то, что преступление нигилиста Раскольникова принимает на себя один «из раскольников». В начальных вариантах романа Достоевский намекает на историческое происхождение фамилии Раскольников. Мать Раскольникова говорит: «Раскольниковы хорошей фамилии… Раскольниковы двести лет известны». «Двести лет известны» – не значит ли это с начала раскола, когда эта фамилия могла появиться? Раскольников, видимо, и впрямь из раскольников». С. Белов предложил принять во внимание «идейный смысл» образа Раскольникова и, рассматривая этимологию его фамилии, имени (Родион) и отчества (Романович) в совокупности, счел возможным дать им такое прямое толкование: «раскол родины Романовых».

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых

Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.

Александр Анатольевич Васькин

Биографии и Мемуары / Культурология / Скульптура и архитектура / История / Техника / Архитектура