Читаем Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков полностью

Выбирая имена своим героям, Достоевский обычно учитывал их изначальный смысл. В его библиотеке был церковный календарь, в котором содержался «Алфавитный список святых с указанием чисел празднования их памяти и значения имен в переводе на русский язык». Белов считает, что писатель сверялся с этим списком, давая своим героям символичные имена. Имя Катерины Ивановны, жены Мармеладова, в переводе с греческого значит «чистая». «Действительно, – пишет Белов, – Катерина Ивановна гордится своим образованием, воспитанием, своей «чистотой»». По мнению того же исследователя, в отчестве Мармеладова «Захарыч», возможно, скрыт намек на его религиозность. В «Алфавитном списке святых» имя библейского пророка Захария означает «память Господня». По тому же православному календарю имя и отчество матери Раскольникова, Пульхерии Александровны, переводятся с латинского как «прекрасная» (Пульхерия) и с греческого как «защитник людей» (Александр). По роману она прекрасная мать, всегда готовая защитить своих детей. Хозяйская прислуга Настасья тоже не случайно носит свое имя (Анастасия по-гречески означает «воскрешение»). Настасья, как мать, заботится о заболевшем Раскольникове, верит в его выздоровление и воскресение. «В этой заботе и в этой вере – залог возрождения Раскольникова».

Имя Порфирий переводится с греческого как «багряный». Д. Брещинский, опираясь на значение имени следователя Порфирия Петровича и видя также в нем намек на монаршую власть (порфира – пурпурная мантия императора, Петр – первый русский император), рассуждает следующим образом: «Убив ростовщицу и ее сестру и преступив тем самым ветхозаветную заповедь «не убий», Раскольников вступает в конфликт сразу с двумя правдами – Божьей и человеческой. Религиозное начало представлено в романе Соней Мармеладовой, правовое начало – …Порфирием Петровичем. Соня (София по-гречески означает премудрость. – М. С.) и Порфирий – божественная мудрость и очистительный огонь (именно так, мне думается, надо понимать символику этих имен у Достоевского)». [50]

Современность в романе

«Преступление и наказание», как никакое другое произведение писателя, привязано к современности, насыщено идеями, как отметил Достоевский в своей записной книжке, «носившимися в воздухе». Неспокойные, наполненные событиями 60-е годы присутствуют в романе в упоминании разнообразных, почерпнутых из самой жизни фактов научного, экономического и социально-политического характера. Разумихин в споре с Лужиным (часть II, гл. V) упоминает о трех годах непрерывной, опротивевшей ему «болтовни-себятешении», коей предавались все кому не лень. В. Кирпотин отмечал, что «Разумихин, несомненно, имеет в виду три года нарастания и крушения революционной ситуации – с 1859 по 1862 год. «Приметы времени», разбросанные там и сям по страницам романа, все отнесены именно к этому трехлетию: это и ссылка на коммуны «нигилистов», и упоминание о полемике, разгоревшейся по поводу исполнения госпожой Толмачевой отрывка из «Египетских ночей» и т. д.».

Можно с уверенностью утверждать, что почти все злободневные темы, освещаемые на страницах газет и журналов первой половины 60-х годов, так или иначе отразились в романе Достоевского. Одни из них стали предметом художественного исследования, другие создавали у читателя «впечатление текущего общественного дня» (Л. Гроссман). Например, предложение Свидригайлова Раскольникову бежать в Америку (ч. VI, гл. V) было далеко не фантастическим, а отражало реальное положение вещей: русская печать 1860—1870-х годов сообщала о все увеличивающемся числе русских эмигрантов, переселявшихся в Америку. Тема бегунов, одной из сект русского старообрядчества, широко освещавшаяся в периодической печати, [51] в романе связана с красильщиком Миколкой, «из раскольников», который обвинил себя в совершении преступления, содеянном Раскольниковым, дабы на себя «страдание принять» (ч. VI, гл. II). Лебезятников пытается объяснить сумасшествие чахоточной Лизаветы Ивановны, изгнанной из квартиры вместе с детьми, «бугорками», вскакивающими «в чахотке на мозгу» ^.V, ra.V), что обнаруживает знакомство героя с новейшими исследованиями французского физиолога Ж. Вильмена и русского врача М. Руднева о «чахотке-бугор-чатке». Даже страшная июльская жара, действительно имевшая место в Петербурге в лето 1865 года и сопровождавшая созревание преступного замысла Раскольникова, становится в романе одним из мотивов преступления. И этот мотив имеет под собой основание – идеи о влиянии климатических условий на душевное состояние человека активно обсуждались в естественнонаучных работах, привлекавших в это время самого широкого читателя. [52]

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых

Впервые за последние сто лет выходит книга, посвященная такой важной теме в истории России, как «Москва и Романовы». Влияние царей и императоров из династии Романовых на развитие Москвы трудно переоценить. В то же время не менее решающую роль сыграла Первопрестольная и в судьбе самих Романовых, став для них, по сути, родовой вотчиной. Здесь родился и венчался на царство первый царь династии – Михаил Федорович, затем его сын Алексей Михайлович, а следом и его венценосные потомки – Федор, Петр, Елизавета, Александр… Все самодержцы Романовы короновались в Москве, а ряд из них нашли здесь свое последнее пристанище.Читатель узнает интереснейшие исторические подробности: как проходило избрание на царство Михаила Федоровича, за что Петр I лишил Москву столичного статуса, как отразилась на Москве просвещенная эпоха Екатерины II, какова была политика Александра I по отношению к Москве в 1812 году, как Николай I пытался затушить оппозиционность Москвы и какими глазами смотрело на город его Третье отделение, как отмечалось 300-летие дома Романовых и т. д.В книге повествуется и о знаковых московских зданиях и достопримечательностях, связанных с династией Романовых, а таковых немало: Успенский собор, Новоспасский монастырь, боярские палаты на Варварке, Триумфальная арка, Храм Христа Спасителя, Московский университет, Большой театр, Благородное собрание, Английский клуб, Николаевский вокзал, Музей изящных искусств имени Александра III, Манеж и многое другое…Книга написана на основе изучения большого числа исторических источников и снабжена именным указателем.Автор – известный писатель и историк Александр Васькин.

Александр Анатольевич Васькин

Биографии и Мемуары / Культурология / Скульптура и архитектура / История / Техника / Архитектура