– Вы знаете, мистер Капур сделал мне подарок на Рождество. Я забыл его в магазине из-за скандала с Шив Сеной. Три фотографии Хьюз-роуд – он их, должно быть, в свой стол спрятал для меня.
– Я знаю, где они, мистер Ченой, но это очень дорогие снимки.
Он посмотрел ей в глаза.
– Мистер Капур подарил их мне, – повторил он, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Утром. На Рождество.
– Не думаю, что это возможно. Это снимки из коллекции Викрама – такое у него было хобби, в числе прочих. Но мне придется продать коллекцию, я овдовела и теперь вынуждена экономить. Может быть, что-нибудь другое? Хотите взять Санта-Клауса? Или футбольный мяч?
– Спасибо, нет.
– Вы уверены? О’кей, всего хорошего.
Йезад выходил из магазина в состоянии странной опустошенности. Нащупал в кармане ключи от входной двери – она забыла забрать их. Он оглянулся, затворяя за собой дверь. Нет, не забыла, заменила оба замка.
Шагая по кромке тротуара, он снова нащупал ключи, вынул их из кармана и уронил в сточную канаву. Пятнадцать лет. Он слышал, как они звякнули.
Мусорщик, неподалеку копавшийся в своем мешке, заметил ключи и бросился доставать их. Выудил из грязи и спрятал в мешок с металлическим хламом.
Проходя мимо книжного, Йезад услышал свое имя, но притворился, будто не слышит, и прибавил шагу. Он шел, не останавливаясь, до самого храма огня.
Йезад рылся в старой сумке со сломанной молнией, куда Роксана складывала важные документы: квитанции, медицинские справки, отчеты об успеваемости детей. Он отыскал свое свидетельство об окончании школы, диплом бакалавра, диплом школы торговли и менеджмента и свое резюме пятнадцатилетней давности.
Разложил бумаги на обеденном столе. Подновил резюме и переписал от руки. Роксана залюбовалась его почерком.
– Просто жемчужина к жемчужине! С таким почерком ничего перепечатывать не надо!
Он улыбнулся.
– Ты легко найдешь себе новую работу. Получше старой. – Она поцеловала его в макушку и ушла.
Йезад закончил резюме, собрал в папку благодарственные письма от клиентов, которые принес из «Бомбейского спорта», и понес снимать фотокопии.
На протяжении трех дней он обходил все магазины, торгующие спортивным инвентарем. Менеджеры и владельцы слышали о трагедии на его прежней работе, сочувственно брали документы и обещали дать знать, если откроется вакансия. Однако Йезад не мог не отметить некоторую неловкость в их поведении. Они даже руку ему пожимали с осторожностью, будто предпочли бы не иметь контакта с человеком, столь тесно связанным с убийством.
На четвертый день Йезад вышел из дому в обычное время и зашагал в храм огня. Сезонный проездной истек. Он два часа молился в храме, потом пошел домой. Было около часа, когда он открыл дверь.
– Иездаа? Уже вернулся?
– Я уже все спортивные магазины обошел.
– А в другие не заглянешь?
– Что ты хочешь сказать? Что я лодырь, потому что сегодня рано вернулся домой?
– Я только хотела узнать о твоих планах.
– Не надо ничего узнавать. Всем, с кем я разговаривал, требуется время, чтобы мне что-то предложить. Бог решит, когда наступит моя очередь.
Роксана оставила его в покое, но во второй половине дня спросила, может ли она отлучиться, раз он дома.
– Джал попросил меня разобрать вещи Куми – ее одежду, обувь, мелочи всякие. Он решил отдать их в дом престарелых и в приют для вдов.
– Обязательно сходи. И чем скорее, тем лучше. Бедным пригодится.
Перед уходом она подала отцу утку, хотя он не просил. Но помочился скудно – всего несколько капель.
– И все, папа? Попробуй еще, чтобы потом спокойно дождаться моего возвращения.
Нариман со стоном попробовал еще раз. Опять несколько капель. Роксана вылила утку в туалет, вымыла ее. Йезаду она сказала, что папа неплохо чувствует себя, похоже, у него спокойный день сегодня.
Йезад немного посидел в большой комнате. Он смотрел на трясущиеся руки Наримана, на неспокойные глаза, закрытые веками. Но печальней всего казалось Йезаду молчание Наримана, почти не нарушаемое им в последние недели.
Вышел на балкон. Опершись о перила, смотрел перед собой и вспоминал, какое детское чувство обиды вызывал у него Нариман, когда его привезли к ним четыре месяца назад. А ведь до этого ему нравилось общаться с Нариманом, он наслаждался его остроумием и остротой его интеллекта, его умением выразить мысль – в нескольких ли словах или в потоке убедительных аргументов. И осталась от всего этого еле сочащаяся, едва приметная струйка. Как вентилятор с переключателем на несколько скоростей, который стоит у них в маленькой комнате, еле вращая лопастями… Само по себе и это может радовать – могло бы, если бы не напоминало о приближении остановки. Конца всем движениям, всем словам…
Когда дети пришли из школы, Йезад поставил чайник. Их явно радовала новизна ситуации – отец дома в неурочное время и готовит им чай, вместо того чтобы быть на работе. Он посидел с ними, пока они пили чай.
– Теперь за учебники.
Они поплелись к письменному столу в маленькой комнате, он сел на кровать. Детские лица блестели от пота. «Господи, – подумал он, – еще январь не кончился, а уже начинается жара. Спросил, что задали на дом».