– Ты не волнуйся, папа, они просто тянут время. Хотят, чтобы ты возвратился совершенно здоровым – им так легче будет.
Она отправилась разогревать обед, Йезад пошел за ней.
Капризная плита не желала зажигаться. Йезад отключил газовый баллон, забрал у Роксаны зажигалку и прочистил горелку.
– Надо найти способ перехитрить Куми и Джала, – говорил он. – На самом деле это теперь война умов.
– Но если они не собираются взять папу обратно…
Горелка пыхнула огнем.
– Черта с два. Не выйдет. Раз они играют в эту игру, так придется и нам. Они выкидывают его к нам, а мы выкидываем его обратно к ним.
– Папа не футбольный мяч. Я не играю в такие игры.
– Тебе и не надо. Играть буду я.
Он продолжал щелкать газовой зажигалкой, выбивая из нее снопы искр.
Роксана выхватила зажигалку из его рук и со стуком припечатала к столу.
– Я тебе прямо говорю: если ты выставишь папу, можешь считать, что выгнал и меня.
Ультиматум застал его врасплох.
– Вот как? – сказал он после паузы. – Так мало я значу для тебя, так мало семья значит для тебя?
– А папа что, не семья?
Рассудив, что нет смысла спорить о дефинициях, Йезад покинул кухню, уселся за стол и стал играть с тостером, снова и снова нажимая и отпуская рычажок. Как все запуталось в его жизни, думал он, хоть бы Капур начал планировать свою избирательную кампанию, до выборов всего три месяца. Обещанное повышение, по крайней мере, позволит решить денежные проблемы.
– Пружину сломаешь, папа, – сказал Джехангир.
Йезад вздохнул и отодвинул тостер, как раз когда Роксана поставила на стол кастрюлю, нарезала хлеб и положила по ломтю перед каждым прибором. Оставшийся, шестой, положила на тарелку Йезада и позвала мальчиков.
– Что на обед? – осведомился Мурад.
– Ирландское рагу. – Мать наполнила его тарелку картошкой с луком и подливкой.
– А где баранина? – поинтересовался Мурад.
– Хороший вопрос, – ответил Йезад, – видимо, в Ирландии пасется.
Он обмакнул кусочек хлеба в подливку и принялся за еду.
Джехангир последовал примеру отца и объявил, что рагу потрясающе вкусное.
Мать улыбнулась, раскладывая рагу по тарелкам. Когда она взялась за тарелку Наримана, тот после первой же ложки остановил ее – мне больше не надо. Спасибо.
– В чем дело, чиф? Не нравится постный обед? Поешьте, чтобы не огорчать нашу маленькую Рокси.
– Прошу тебя. Папа и без того расстроен.
– Скоро еще больше расстроится. Скоро можем оказаться на хлебе и воде.
– Прекрати. Как можно быть таким бесчувственным?
Нариман поднял руку.
– Я заслужил все, что Йезаду хочется сказать. Вы страдаете от моей недальновидности. Действительно, было глупо с моей стороны записать квартиру на них.
Он размял картофелину на тарелке и продолжал, не поднимая глаз:
– Поколениям студентов я преподавал «Лира», но для себя так и не извлек урок. Что ж я за учитель, если к концу жизни не стал умнее, чем в молодости?
– Что такое «лир»? – заинтересовался Джехангир.
Нариман проглотил картошку.
– Так звали одного короля, который наделал много ошибок.
– Не ты повинен, папа, в поведении Джала и Куми. Твой поступок только доказывает твою доброту и доверчивость.
– Доброта и доверчивость не дают человеку крышу над головой, – буркнул Йезад.
– Не беспокойся, этот Лир уедет к себе домой, – сказал Нариман. – Я знаю Куми – придет время, и она заберет меня.
Никто не ответил.
Потом Мурад спросил, есть ли еще хлеб.
– Ты получил свою порцию, – сказала мать.
– Но у меня еще осталась подливка.
Роксана подала ему свой ломтик, но Йезад ткнул в него пальцем, потребовал, чтобы Мурад вернул хлеб матери, и подвинул ему свой кусок.
– Нет, папу нельзя лишать хлеба, – возразила Роксана, – он должен ходить на работу, чтобы деньги в дом приносить.
– А маме нужны силы, чтобы судно подносить! – И он перебросил хлеб на тарелку Мурада.
Мурад вышел из-за стола.
Роксана сказала, что если так пойдет, то скоро никто и не вспомнит про баранину – дети будут сыты детскими выходками их отца.
Он подождал, пока мальчики уберут со стола, и пошел обуваться.
– Ты куда? – спросила Роксана.
– Да никуда.
Дверь захлопнулась. Прикрыв рот рукой, Роксана не сводила глаз с розочек на скатерти. За пятнадцать лет семейной жизни он впервые так повел себя.
– Не мучайся, – тихо сказал Нариман. – Беднягу одолевают заботы. Решил немного погулять, прийти в себя. Мне это всегда помогало.
– Ох, папа, разве становится легче от того, что говоришь гадости, выходишь из себя?
– Что ему остается? Он не святой – мы все не святые.
Он протянул дочери руку. «Боже мой, – подумала она, – сам так страдает, и еще хватает сил меня утешать…»
Мальчики побежали на балкон посмотреть, в какую сторону пойдет отец. Они ожидали, что отец помашет им, но он, не оглядываясь, скрылся за углом.
– В сторону базара пошел, – доложил Мурад.
– Он… помахал?
– Да, – быстро сказал Джехангир.