Дела семейные

Ясмин ответила, что насчет последнего раза она уже слышала, поэтому и решила действовать сама. И делает она это ради блага их всех.

В семь он неодетый двинулся к двери. Открыл, сделал шаг на площадку. Дети наблюдали за ним с недоверчивым удивлением. Он видел, как Куми хихикнула и зашептала брату на ухо.

— Шагай, если хватит пороху, — чуть улыбнулась Ясмин. — Одежду я тебе не дам.

— Раз тебе так хочется…

Он начал спускаться по ступенькам. Ясмин побежала за ним.

— Ты что, окончательно спятил? Я знаю, до меня тебе дела нет, но что люди скажут? О детях ты подумал? О маленькой?

Он сосредоточенно спускался по лестнице. Вышел на улицу. Перешел через дорогу. Остановился рядом с Люси. Не здороваясь, сказал, что это их последняя встреча. Он не намерен помогать ей губить свою жизнь. Отныне он будет держаться подальше от нее. Но, произнося слова о необходимости самоуважения и достоинства, он понимал, что говорит банальности, которые не убеждают ни ее, ни его.

Люси подождала окончания речи и сказала:

— Мне нравится твой наряд, Нари.

Он невольно улыбнулся.

Ее глаза заискрились, и она сделала движение, будто собираясь сорвать полотенце. Он отскочил.

Люси посмеялась его испугу и протянула ему руку. Он взял ее. Она крепко сжала его ладонь в своей.

Она безобразно ведет себя, продолжал он, хватит слоняться под его окнами. Да, своим стоянием под окном она напомнила ему о прошлом, но это не может тянуться бесконечно, это абсурд. Он повторил, что это последний раз, больше он не спустится к ней. На сей раз это будет так.

Люси слушала в молчании, лаская его руку.

Он замолчал. Осторожно высвободил руку.

— Прощай, Люси. Счастья тебе.

Он пошел обратно. Из окон первого этажа дети кричали ему:

— Эй, нарьял-панивала! Почем нарьял-пани, почем кокосовое молоко?

Он кивнул в ответ на их дразнилку — его полотенце и впрямь было похоже на короткое лунги, которое обматывали вокруг бедер продавцы кокосового молока на пляже. Дома Ясмин бросила ему ключи от шкафа.

— Прости меня, — сказал он. — У меня не было выбора. Но теперь — все.

— Да, — тихо ответила она, — теперь все.

Джал и Куми, сидевшие рядом с матерью, злобно таращились на него.

В тот день они четыре раза усаживали его на стульчак и вымотались вконец. К вечеру Нариман погрузился в неспокойный сон, а они, радуясь передышке, уселись на балконе. Зажглись уличные огни. Джал сказал, что уже не молод и такие нагрузки ему не по силам.

— Моя грыжа и аппендикс и бог знает что еще есть внизу, этого просто не выдержат.

— А как насчет меня? У меня всю спину разломило.

— Думаю, это большая ошибка с твоей стороны.

— Что?

— Стульчак. С судном было бы намного легче.

— Глупости. Мы одно неправильно сделали. Не надо было оставлять мочу в горшке.

За день комната Наримана пропахла мочой. После четвертого раза Куми, зажимая нос, отнесла горшок в клозет, опорожнила его, ополоснула водой и поставила в стульчак.