Дела святейшие

— «Я сейчас все объясню», — кивнула Даша. — Валяй. Расскажи нам о ценности документов, которые хранятся в подземелье, о том, к каким последствиям может привести их несанкционированная публикация во враждебных нам СМИ, как изменится вся геополитическая ситуация, попади они в чужие руки... Давай, давай, не стесняйся, я уже частично в курсе.

Полетаевы переглянулись. Стас хотел что-то сказать, но дядя предупредительно поднял палец, и тот осекся на полуслове.

— Нет, я не буду ничего объяснять, — медленно произнес полковник. — Просто попрошу вас вернуться в Москву.

— А может, мне тоже охота на эти книги взглянуть! — с вызовом сказала Даша.

Стас снова вопросительно посмотрел на дядю. Дядя снова сделал знак молчать.

— Детка, — его голос стал сладким и мягким, как пастила. — Я понимаю, поверь, очень понимаю твое желание. Ты историк, для тебя хоть глазком глянуть на эти книги, несомненно, огромная удача, но... Пойми, существуют интересы помимо частных.

— И что?

— И то, что вам сейчас лучше уехать.

— А что будете делать вы?

— А мы будем выполнять свой долг, — тихо заявил он.

Даша подперла подбородок рукой.

— Я вот одного не пойму: ты родился таким наглым или тебя в пятнадцать лет молнией ударило? — вежливо поинтересовалась она. — Вы обманули доверчивую девушку, обокрали ее, а теперь пытаетесь прикрыться какими-то государственными интересами.

— Даша, ты не представляешь, как все серьезно. — Голос полковника стал жестче, глаза холоднее. — Уезжайте, пока не поздно.

Даша подалась вперед:

— Верни кольцо.

— Не могу.

— Хорошо. Тогда я сейчас вызову милицию или кто у них здесь...

— У них здесь милиция, и весьма строгая.

На плечо Даши легла широкая теплая рука. Она нервно оглянулась. За спиной стоял и улыбался, как ни в чем не бывало, Оганесян. Голова у него была гладко выбрита.

— Здрасте вам! — буркнула Даша. — Еще один! Ты же вроде от мирских дел удалился?

— Да вот решил пару дней повременить, попрощаться, так сказать, с этим суетным миром...

Не спрашивая разрешения, Иван взял у соседнего стола стул и присоединился к честной компании.

— Попрощаться!

От возмущения у Даши неожиданно начала обильно выделяться слюна, и теперь каждый слог сопровождался довольно не эстетичными брызгами. Не ожидавший ничего подобного Полетаев-старший подался назад вместе со стулом. Бросая яростные взгляды на Дашу и ее гостя, полковник принялся салфеткой оттирать лацканы дорогого кардигана.

— Мадам, вы не могли бы разговаривать чуть в сторону?

— Да плевать я на тебя хотела! — отмахнулась Даша.

— Я это уже понял.

Полетаев с еще большей ненавистью посмотрел на Оганесяна.

Тот весь светился добродушием.

— Совершенно не ожидал вас здесь увидеть, — пророкотал он, обращаясь к дамам.

— Хватит врать-то! Небось, ехал в соседнем вагоне.

— Не-а. Я на машине.

— Поздравляю.

— Одну минуточку. — Стас хоть и был моложе всех, но почему-то решил, что именно он должен поставить непрошеного гостя на место. — Послушайте, господин хороший, — сказал он, — надеюсь, вы не собираетесь здесь задерживаться? Во-первых, вы загораживаете мне вид из окна, а во-вторых, вас никто не приглашал.

— Во-первых, юноша, — смешно заблеял Оганесян, явно передразнивая Стаса, — вас никто не спрашивал. И во-вторых, вас никто не спрашивал, и в-третьих, и в-четвертых тоже. Видите, я с дамами разговариваю.

— Эти дамы сидят за нашим столом. Поэтому для начала неплохо было бы урегулировать этот вопрос с нами, — холодно заметил Полетаев-старший.

Оганесян сложил губы дудочкой:

— Угу... Сейчас, штаны подтяну. Рыжая, скажи, это тот хмырь, что перстень упер?

— Он. — Даша испытывала необыкновенный душевный подъем и почти детскую радость. — Вместе со своим хмыренком. — И кивнула на Стаса: — Это его племянник.

— А, так у вас семейный подряд!

Оганесян похлопал и наклонился к Даше:

— Я не понял, они чего, альфонсы?

Даша кивнула:

— Думаю, что да. Старший мне время от времени делает предложение, а младший за Рогнедой уже две недели как пришитый ходит.

Оганесян потер лысину:

— У-у-у, как все плохо-то... Кстати, они не сказали тебе, зачем им перстень?

— Так, в общих чертах. Перед тем как ты пришел, один из них весьма красноречиво пытался нас убедить, что мир перевернется, если кто-то попадет в подземелье раньше них.

— Это в каком смысле?

— В смысле, что они единственные, кого волнуют судьбы мира.

— Угу.

Племянник повернулся к дяде:

— Ты не знаешь, почему они разговаривают так, будто мы умерли?

— Они просто невоспитанные люди, — ответил дядя, размашистыми движениями, с ненавистью пачкая хлеб паштетом.

Оганесян не стал отмалчиваться:

— Может, я, конечно, и невоспитанный, но считаю подлым врать таким очаровательным дамам, а уж тем более наживаться на их неведении. — Оганесян наклонился к полковнику и растянул губы в противненькой улыбочке: — Я сейчас расскажу им пра-а-авду, — дурашливо пропел он.

Полетаев-старший сжался, покрылся пятнами и издал довольно зловещий звук, похожий на шипение змеи.

— Пошел вон отсюда, придурок, пока я тебя не грохнул, — просипел он.

— Грубиян!

Оганесян развернулся к Даше: