Дела земные

Я неотрывно гляжу на не успевший еще высохнуть могильный холмик и думаю: наверно, так оно и есть. Мать прожила свою жизнь тихо, скромно. Никогда никому не сделала плохого. Ни с кем не ссорилась. Может быть, поэтому и не захотела вступить в спор с самым безжалостным посланником природы — со смертью. Может быть…

— Вот видите, — продолжает могильщик, — в тот день лил проливной дождь. Он не прекращался до тех пор, пока мы ее не похоронили. А как только похороны закончились, то сразу засияло солнце. Таких чистых душой людей мало, сынок, я знаю, что говорю.

Наверное, и это так. Наверное, привыкший разделять людское горе, этот благообразный старик в свое время каждому скажет такие же слова утешения. Спасибо тебе, отахон[3]. Спасибо за твои руки, которые понадобятся каждому не сегодня, так завтра. Спасибо за твое доброе сердце, которое открыто человеческому страданию. Но только… Если бы дело было в дожде… Если бы жизнь матери продлилась хотя бы на три дня, я бы согласился, чтобы после не дождь шел, а падали бы с неба камни…

Вот уже неделю, как друзья мои, знакомые и незнакомые, с печальным видом входят и выходят из моего дома. Одни посидят молча и молча уходят. Другие тихо спрашивают:

— А сколько ей было лет?

Я отвечаю… отвечаю и думаю: а есть ли у матери возраст? Разве бывает доброта молодой или старой? А милосердие? А верность и преданность?

Прежде я знал одну истину. Дети для матери всегда остаются детьми, даже тогда, когда они давно уже взрослые. Теперь я познал и другую. И для детей, оказывается, мать не имеет возраста. Мать есть мать. И этим все сказано.

СОН

Мне приснилось, будто мать ходит с фонарем в руке. Лица ее я не мог разглядеть, фонарь светит слишком тускло. «Будь осторожен, сынок, на дороге яма», — говорит она мне. Гляжу во все глаза, не вижу никакой ямы. Проснулся, а мамы нет…

Порой я поздно возвращался домой то с работы, то с собрания, то из гостей. Однажды приехали ко мне гости из Намангана. Я пригласил их домой, но они предпочли ресторан. Вышли оттуда за полночь. Вернулся я домой навеселе. Ворота открыла мама. Съежилась от холода, дрожит вся.

— Почему вы не спите до сих пор?! — рассердился я. — Что, кроме вас, некому ворота открыть?

Мама грустно улыбнулась:

— Какой уж там сон, сынок? Вот и сижу-у-у…

На следующий день у меня затянулось дежурство в редакции. Возвращаюсь и вижу, что в маминой комнате горит свет.

— Опять не спите?

Мама, как и вчера, грустно улыбнулась.

— Ты же знаешь, мальчик мой, в последнее время я страдаю бессонницей.

А я-то, дуралей, тогда так и поверил, что она и вправду страдает бессонницей, и свыкся с тем, что, когда б я ни возвращался, в полночь ли, под утро, свет в маминой комнате горит обязательно.

Как-то после работы провожал я московских друзей в аэропорт. Самолет вылетел с опозданием. И я вернулся домой в полночь… Было удивительно тихо вокруг. И темным-темно.

Мне приснилась мама. Будто она ходила с фонарем в руках.

КВАКВА — НОЧНАЯ ПТИЦА

«Что-то вы очень затосковали, надо проветриться», — с этими словами друзья мои утащили меня в горы. Странно, каждый раз, когда я вижу нависающие над головой величественные горы, острые скалы, напоминающие громадные леденцы, я думаю о том, что жизнь не вечна. Эти скалы, замершие неподвижно, словно черные тени в черном небе, сколько таких, как мы, они видели?.. Жаль, говорить они не умеют. Иначе поведали бы много интересного.

В доме, где мы расположились на ночлег, было холодно. Я долго не мог уснуть. Во дворе шумели тополя. Где-то поблизости слышался шум реки. Вдруг до ушей моих донеслись печальные, трогающие душу звуки: хак-ку, хак-ку… На несколько мгновений воцарилась тишина, и снова откуда-то издалека донеслось: хак-ку, хак-ку…

Был я еще совсем ребенком, когда мама рассказала мне чудесную легенду о двух братьях. Однажды будто бы жили два брата. Старшего звали Ильхак, а меньшего — Исхак. Не любили братья друг друга и жили очень недружно. Мать вконец извелась, не зная, за кого заступаться. И тогда всемогущая природа обрушила на них свой гнев, ослепила обоих и превратила в птиц. И лишь тогда поняли братья, что не могут жить друг без друга, что нуждаются друг в друге. И с тех пор будто горько плачут по ночам, кличут друг друга, но тщетно…

Во дворе по-прежнему шелестели тополя. Шумела река. И в этой наполненной шелестом и шумом реки тишине раздавался исполненный страдания, проникающий в самое сердце крик: «Ил-хак. Ис-хак!..»

Бедная моя мама! Как желала ты, когда рассказывала ту волнующую притчу, чтобы пятеро детей твоих, слушавших тебя, приподнявшись в постели, словно птенцы ласточки, были дружны между собой!

…Все матери мечтают, чтобы дети их жили вместе. Но судьба распоряжается по-своему, едва оперятся, они разлетаются в разные стороны. Жизнь даже в этом безжалостна к матерям.

ДОЛГ

Не помню, по какому поводу все мои братья собрались за столом вместе и кто-то в шутку спросил мать:

— Каждый месяц вы получаете пенсию. Куда вы деваете столько денег? В сундук, что ли, складываете?